Батарейка гора (Сочи) - Уэблагъуэ

Расположена в Центральном районе города Сочи и является его высшей точкой. Высота над уровнем моря 146 м. До окончания Русско-Черкесской войны (1864 г.) коренным населением почиталась священной.

Название связано с черкесским княжеским родом Уэблагъуэ (Облагу, Аубла), возглавлявшим убыхское общество Соча, заселявшее территорию от реки Мацеста до реки Псахе.

Князья Облагу (Аубла) упоминаются в произведении "Воспоминания русского офицера" Ф.Торнау: "Селение Сочипсы, или Облагу-куадж, расположено по обеим сторонам р. Сочи... Князь Али Ахмет Облагу, происхождение которого от племени адыга...", а также в опубликованном дневнике английского представителя в Черкесии Джеймса Белла "Дневник путешествия в Черкесии".

Род Облагу (Аубла) владел флотом, за кораблями которого много десятилетий подряд тщетно охотились корабли российского черноморского флота.

Резиденция княжеского рода Облагу (Аубла) находилась у подножия приморского склона горы Уэблагъуэ.

Гора Уэблагъуэ получила русское название "Батарейка", так как там во время борьбы за Сочи располагалась батарея пушек черкесов, обстреливавших российские войска.

На горе Батарейка расположены Видовая башня, телевышка и "Шаляпинский домик" (дача Солдатенкова).

Бочаров ручей - Мыдаопсе

Ручей, а также его небольшая долина, к югу от долины реки Псахе. Лесопарковая зона.

До окончания Русско-Черкесской войны Бочаров ручей назывался Мыдаопсе, Мидаобза (в переводе с черкесского языка мидао – непослушный, своенравный; псе (черк.), бзи (убых.) – вода).

Русское название – Бочаров – ручей и его долина получили по имени землевладельца Бочарова.

В 1941 году в районе устья Бочарова ручья была обнаружена стоянка древнего человека времен палеолита и проведены археологические раскопки.

В долине Бочаров ручей располагаются санатории "Салют", "Узбекистан", а также резиденция Президента России "Бочаров ручей".

Топонимика черноморского побережья Черкесии

Батарейка гора (Сочи) - Уэблагъуэ

Бочаров ручей - Мыдаопсе

Черкесская хроника: оптимистическая трагедия

Олимпиада Сочи-14 перенесла черкесский вопрос в фокус внимания международного сообщества, что породило мнение будто бы последний является ее «незаконнорожденным детищем», сконструированным «по случаю». Это не так - к 2014 г черкесскому вопросу, в современных дефинициях, будет около четверти века.

В ближайшие три года все двусмысленные моменты в отношениях России и черкесов будут категорически разрешены: Россия сама назначила «момент истины» - его время, место и формат. Изменить их уже нельзя, так что играет ли Москва в аддон для Кавказской войны или все-таки война осталась в далеком прошлом и черкесы для России сограждане и соотечественники, скоро станет ясно со всей очевидностью.


Начало

Почти 22 года назад, сразу с наступлением эпохи «перестройки» в СССР, совпавшей по времени с началом демократических перемен в Турции, 21 октября 1989 г в Анкаре открылась «Неделя северокавказской культуры». Ее организатором стало турецкое «Кавказское культурное общество» основанное в 1961 г. В ней приняли участие делегации черкесских общин из различных регионов самой Турции, Сирии, Иордании, ФРГ, США, Египта и, что особенно важно, - черкесские делегации из СССР.

В те годы не было интернета, играющего столь значительную роль в современном черкесском национальном движении, а для советских граждан, к тому же, не было даже простого права свободного выезда за рубеж. Анкарская встреча стала первой большой встречей черкесов из разных стран, с участием посланцев с Западного Кавказа, за многие поколения. Еще не завершилась «холодная война» и не пал «железный занавес», так что никто не знал как разовьются события дальше, поэтому присутствующие сразу начали с наиболее важных вопросов – второго шанса обменяться мнениями могло и не быть. Основными моментами, обсуждаемыми на этой исторической встрече стали:

- история: вся история Черкессии и прежде всего факты этнических чисток реализованных в ней русской армией в ходе Великой Кавказской войны XVIII-XIX вв, в советской историографической традиции была «закрытой темой»: фактически СССР, начиная со сталинской эпохи, продолжил тиражировать милитаристские пропагандистские клише в отношении черкесов и других оппонентов российской экспансии на Кавказе и ее жертв, добавив в них и свои ноу-хау: виновными в Кавказской войне были объявлены все кто противостоял российской агрессии, включая тех, чей дом она уничтожила; фальсификация истории была также обычным делом в Турции, где начиная с Ататюрка проводилась нацистская дискриминационная политика в отношении нетурецкого населения, в полной мере испытанная на себе черкесами;

- язык: черкесский язык (адыгэбзэ), выдавленный в бытовую сферу, сохранялся исключительно на селе; в Турции процессы массовой урбанизации начались раньше чем в СССР и раньше обнаружили угрозу смерти черкесского языка в городской среде; на бытовании языка также сказывались турецкие дискриминационные законы в отношении нацменьшинств; не все было гладко с черкесским языком и в СССР, в котором не было ни одной школы с преподаванием на нем, а городская молодежь редко им пользовалась;

- репатриация: вопросы репатриации никогда не снимались с повестки дня в черкесской диаспоре, с самого изгнания подавляющего числа выживших в Кавказскую войну из Черкессии в 1860-х гг; СССР в этом деле выступил прямым продолжателем политики Российской империи, прямо блокируя все черкесские начинания в этой сфере до последнего своего дня.

Те читатели, которые немного знакомы с нашей темой легко узнают эти три пункта: два из них (история и репатриация) составляют большую часть того, что и сегодня связывают с черкесским вопросом повсеместно, остальное имеет свои региональные особенности: в России, в 1990-е гг добавилось требование восстановления Шапсугского национального района, тогда же родилась идея объединения республик с титульным черкесским населением, а вот проблемы языка почему-то сегодня отступили на второй план. В Турции наоборот, именно вопросы связанные с черкесским языком, с его постепенной утратой, стали основными. Но история, прежде всего вопросы связанные с признанием геноцида черкесов, и репатриация на Западный Кавказ, т.е. в историческую провинцию Черкессия, являются важнейшими темами в черкесской общине любой страны.

Таким образом 21 октября 1989 г можно считать датой рождения великой черкесской надежды и началом процесса структуризации всемирного черкесского национального движения, вектор которого неизменно направлен домой, в «Адыгэ Хэкуж» («Черкесская Отчизна»), даже если для большинства черкесов это уже просто идея, так как их жизнь протекает в совсем других местах. Но для воплощения мечты в жизнь нужен был инструмент и такой инструмент был вскорости создан.


I-ый Всемирный (международный) черкесский конгресс

5 мая 1990 г в голландском местечке Ден-Алердике собравшиеся с разных стран (включая СССР) черкесские активисты приняли историческое решение: создать всемирную национальную черкесскую организацию. «Всемирную» поскольку черкесы проживали на тот момент в сорока пяти странах, в семи из которых составляли крупные общины: несколько миллионов человек в Турции, несколько сотен тысяч в СССР, по несколько десятков тысяч в Сирии, Иордании, ФРГ, Ираке, Ливии и пр. Оргкомитет возглавил голландский черкес (эмигрант из Сирии) Фатхи Раджаб. Подготовка к учредительному съезду, ставшему в черкесской истории без преувеличения эпохальным, заняла ровно год.

19 мая 1991 г в столице Кабардино-Балкарии Нальчике открылся I-ый Всемирный (международный) черкесский конгресс. Это было по настоящему масштабное мероприятие: в Нальчик прибыли черкесские делегации из Турции, Сирии, Иордании, Германии, США, Югославии, Израиля, делегации черкесских организаций Краснодарского и Ставропольского краев, Москвы, правительственные делегации Адыгеи (во главе с руководителем республики Асланом Джаримовым) и Карачаево-Черкесии. Естественно присутствовали делегаты из самой Кабардино-Балкарии (во главе с руководителем республики Валерием Коковым). Прибыла также абхазская делегация, представлявшая родственный черкесам народ, рассматриваемый многими, как часть рождавшейся черкесской политической нации.

Конгресс учредил «Всемирную черкесскую ассоциацию» (ВЧА), в дальнейшем переименованную в «Международную черкесскую ассоциацию» (МЧА). Его президентом был избран председатель Конгресса кабардинского народа (ККН) Юрий Калмыков - выдающийся черкесский политик, видный советский и российский государственный деятель: основатель саратовской школы гражданского права, председатель Комитета по законодательству Верховного Совета СССР, позднее ректор Российской школы частного права, министр юстиции РФ и член Совета безопасности РФ. Штаб-квартира ВЧА расположилась в Нальчике.

Какова была декларируемая миссия ВЧА (МЧА)? Она охватывала два больших круга вопросов:

- гуманитарные: сохранение и популяризация черкесских наследия, традиций, культуры, языка и пр.;

- политические: придание черкесам статуса «народа-изгнанника» и содействие репатриации черкесов на Западный Кавказ с предоставлением репатриантам советского гражданства; введение единого официального этнонима «черкес» вместо трех административных использовавшихся в СССР («адыгеец», «кабардинец» и «черкес»), искусственно разделяющих единый народ; восстановление упраздненного в 1945 г черкесского Шапсугского нацрайона (ныне Лазаревский р-он г.Сочи) в Краснодарском крае; взаимодействие с правительствами и международными организациями; восстановление корректной истории черкесов.

Наверное читатели удивились, что исторические вопросы отнесены в политический контур, но и Турция, и СССР это «страны с непредсказуемым прошлым» - история всегда играла в них роль «обращенной в прошлое политики» и черкесской это касалось в полном объеме. Кроме того, уже вовсю шла «война историй» на Кавказе, т.е. этнонациональных мифов абсолютно всех проживающих в Междуморье больших и малых этносов, включая русских. Все они служили идеологическим обоснованием прав на территорию или оспаривания таковых у соседей, не потеряв актуальности до сих пор. У самого большого народа Кавказа, хоть и живущего в основном в Анатолии, было лишь одно пожелание к историкам, как к своим, так и к соседским - корректность, но с тех пор ситуация лишь ухудшалась.

21 мая 1991 г конгресс завершил свою работу и его делегаты приняли участие в траурном митинге, посвященном годовщине гибели Черкессии в 1864 г и жертвам геноцида черкесов в финале Кавказской войны. Обо всех этих событиях был снят публицистический фильм «Негасимый очаг».

Таким было рождение современного черкесского национального движения в РФ и, шире, «планетарного» черкесского движения. Снова заметим, что в первые годы своего существования оно развивалось при явной поддержке советских властей. Какие цели они при этом преследовали? Сложно сказать, но предполагать можно: через несколько лет после падения цен на нефть в середине 1980-х гг привлечение инвестиций в нищую голодную «страну тотального дефицита» живущую по карточкам на еду, одежду, сигареты и водку, могло считаться весьма веским аргументом в годы когда в Москве $50 000 считались огромным состоянием.

Следует также иметь ввиду, что СССР (и не он один) давно и успешно использовал черкесских националистов на Ближнем Востоке в качестве своей агентуры, а централизация черкесского нацдвижения с штаб-квартирой в СССР, т.е. в единственной стране мира где у черкесов имелась своя государственность (три автономии, одна из которых в статусе «автономной советской социалистической республики» - Кабардино-Балкария), открывала заманчивые перспективы по наращиванию советского влияния в ближневосточном регионе, где традиционно сильны позиции черкесов в госаппаратах и силовых структурах многих стран, причем не только арабских или Турции, но и Израиля.

Нельзя сбрасывать со счетов и масштаб личности Юрия Калмыкова – одного из величайших сынов черкесского народа, роль которого в становлении современного черкесского национального движения, с одной стороны, одновременно с форматированием его под интересы СССР (а после и РФ), с другой, трудно переоценить. К сожалению, импульс и внятность приданные данному процессу гением этого человека иссякли практически сразу после кончины г-на Калмыкова в 1997 г, что стало еще одним и, увы, печальным доказательством его выдающейся роли в этих начинаниях.

Но какие бы планы не строили в Москве и Нальчике в 1991 г это уже не имело большого значения. 26 декабря 1991 г СССР прекратил свое существование. Однако его детище - ВЧА (МЧА) осталось и в 1990-е гг играло ведущую роль в черкесской жизни. Тогда никто не мог предположить, что к 2000-м гг эта организация растеряет весь авторитет, заживет какой-то странной, непрозрачной и непонятной «своей жизнью», а ее имя постепенно превратится в синоним сервильности по отношению к властям и предательства национальных интересов. Однако так было не всегда.


Распад СССР – репатриация

Как уже говорилось выше, СССР с первого и до последнего дня своего существования игнорировал любые черкесские инициативы по репатриации, продолжая в этом политику Российской империи. Кстати, первые обращения по этому поводу поступили от черкесов прямо к своему главному кровному врагу, т.е. к императору Александру II. Ответ царя был откровенно издевательским: черкесам, желающим поселиться в пределах империи, предлагалось это сделать где-нибудь на юго-востоке Туркестана, там тоже есть горы, – возвращение на родину категорически воспрещалось.

У большевиков не было такого чувства юмора, но сохранился тот же иррациональный страх перед появлением черкесов на бывшем черкесском побережье, где русская колонизация, вначале провалившаяся, была завершена уже в СССР, при Иосифе Сталине. В 1922 г советские власти заблокировали все черкесские репатриационные инициативы, прежде всего со стороны причерноморских шапсугов, чей лидер Нагуч Юсуф был в 1924 г сослан за подобные вещи в Сибирь. Все по тем же причинам, причерноморским черкесам не позволили объединиться с черкесами Адыгеи в одну автономию и даже созданный для них Шапсугский национальный район умудрились нарезать так, чтобы черкесские анклавы не граничили с побережьем (в 1945 г нацрайон был вовсе ликвидирован).

Здесь стоит отметить, что СССР повезло с соседями: в 1923 г нацисты Мустафы Кемаля Ататюрка закрыли все нетурецкие организации в Турции, включая черкесские, таким вот своеобразным образом «отблагодарив» анатолийских черкесов за лояльность и их отказ в 1921 г от предложения АНТАНТЫ создать черкесское государство в западной Анатолии, при поддержке греков. В 1924 г в Турции была принята откровенно нацистская конституция, провозгласившая мононациональное турецкое государство и вплоть до 1952 г в стране исчезли все черкесские организации, а сами черкесы были сильно потеснены в турецкой элите, где до этого занимали выдающееся положение. Это был настоящий подарок для СССР.

Но не все черкесы жили в Турции. Сирия была третьей страной мира по численности черкесского населения (после Турции и СССР). Потеряв привилегированный статус, которым пользовались при османах и французах, а также в начале независимости страны, сирийские черкесы задумались о возвращении на родину, тем-более в Сирии 1950-х гг существовало дискриминационное законодательство по отношению к нацменьшинствам. Была и еще одна причина: арабо-израильские войны превратили Голанские высоты с крупным черкесским анклавом Эль-Кунейтры, в зону боевых действий из которой естественно излились тысячи беженцев. Обращения сирийских черкесов к СССР с просьбой о репатриации, включая коллективные от лица сотен и тысяч человек, поступали в Москву многократно до самого развала Союза. Наиболее массовыми были обращения 1958 г, 1967 г и 1989 г, но результат их всегда был одинаков – отказ (в последнем случае в конце 1990 г).

Любопытная деталь: некоторые из читателей наверное помнят, как во время прошлогодних зимних олимпийских игр в Ванкувере, у «Русского дома», в котором «лучшие люди страны» заедали икрой позор поражений российской сборной, презентуя Олимпиаду Сочи-14, неожиданно вырос черкесский пикет во главе с Тамарой Барсик с протестами против олимпиады в Сочи, сильно попортившими кровь всей российской делегации. Откуда появились в Канаде американские черкесы, как они оказались в США и почему у них столько негатива по отношению к России? Ответ прост: в основном это дети и внуки тех самых беженцев с Голан 1967 г - тогда сотни черкесских семей обратились к Советскому Союзу с просьбой разрешить им вернуться на родину, откуда их предки были изгнаны Российской империей, но безрезультатно. В это же время им предложили свою помощь США и в итоге они поселились в штате Нью-Джерси, основав в Патерсоне крупнейшую в Штатах черкесскую общину.

После развала СССР, в 1990-е гг, деятельность МЧА и других черкесских организаций, как российских так и зарубежных, а также правительств и парламентов Адыгеи и Кабарды, была по настоящему бурной. В наши сумасшедшие времена все эти деяния 15-20-летней давности – забытая далекая история, но она чрезвычайно важна для адекватного понимания текущего момента.

Свобода пересечения границ, подъем национального самосознания и либерализация экономики в первые годы существования новой России, способствовали массовому восстановлению родственных связей внутри фамилий, разбросанных по разным странам. В черкесские анклавы Западного Кавказа ринулись зарубежные черкесские паломники и романтики, а также авантюристы и бизнесмены. В свою очередь многие западнокавказские черкесы побывали у родни в Турции, Сирии, Иордании, Израиле, Германии, США, Австралии и т.д. Распространились браки между черкесами разных стран, пошел процесс восстановления единой ткани этноса.

Впрочем, идеалистические представления о прекрасной Родине популярные среди потомков изгнанников в диаспоре, подкрепленные мощным оглушающим впечатлением, производимым роскошным западно-кавказским ландшафтом, особенно на тех кто видит его впервые, а также традиционным черкесским гостеприимством, в то время еще не подкошенным грядущим обнищанием, недолго заслоняли собою тот факт, что прибывавшие иностранцы попадали в огромную криминальную зону, каковой являлось тогда и остается поныне Российская федерация. Репатрианты ловко «использовались» аферистами и бандитами, видевшими в них лишь «незакрышеванный» ресурс для собственного первоначального накопления капитала. Вал преступлений в их отношении был настолько впечатляющ, что породил даже слухи о соответствующей директиве данной властями, хотя просто было такое время: те кто имел возможность сравнивать подтвердят, что Нальчик 1990-х гг, несмотря на соседство с Чечней, был намного безопаснее Москвы или Санкт-Петербурга, не говоря уже о Екатеринбурге, Владивостоке, Тольятти, Казани и пр.

Власти Адыгеи и Кабарды, начиная с 1992 г, приняли различные госпрограммы по поддержке репатриации и она потихонечку шла, особенно активно из уже упоминавшийся выше Сирии. Благодаря наделению российских посольств правом предоставлять российское гражданство потомкам эмигрантов с территории России сотни черкесов обрели заново Родину, а зацепившись за нее и научившись выживать, часто не без помощи вновь обретенных родственников, создавали «интеграционные центры», притягивавшие новых репатриантов. Крупнейшим из них стал Мафэхабль в Адыгее – единственное компактное поселение репатриантов на Родине.

История его возникновения связана с развалом Югославии. В 1993 г жители черкесского анклава в Косово, отказавшиеся поддержать албанцев в конфликте с сербами, оказались в зоне боевых действий одни. Это вынудило их обратиться к Адыгее с просьбой о репатриации, президент которой (Аслан Джаримов) поддержал ее перед федеральными властями. Косовская инициатива отнюдь не сразу встретила понимание и одобрение Москвы. Но начавшаяся в 1994 г война в Чечне, сильно испортившая имидж России не только на Западе или на Кавказе, но даже в русской глубинке, подтолкнула на поиски нетривиальных PR-ходов. В конце 1995 г, т.е. через два года с момента обращения, были начаты конкретные консультации по репатриации косовских черкесов. И только 3 июля 1998 г, т.е. через пять лет, прожитых косовскими адыгами под угрозой гибели, правительственным постановлением за подписью Председателя Правительства РФ Сергея Кириенко, сто восемьдесят человек получили приглашение домой, на Кавказ.

Переселение было осуществлено при беспрецедентной поддержке российских властей, широко освещаясь центральной прессой. В результате был получен уникальный опыт одномоментной репатриации и адаптации относительно большой группы черкесских репатриантов, а также создан прецедент. Кроме того, возник населенный пункт полностью состоящий из репатриантов и потому могущий служить магнитом для тех кто самостоятельно хотел бы проделать тот же путь.

Наблюдая за этими процессами некоторые аналитики из соответствующих государственных служб сделали ряд практических выводов:

- черкесских репатриантов можно охарактеризовать как чрезвычайно лояльную группу, объективно заинтересованную в поддержании порядка и стабильности в регионе – в том числе и в целях расширения репатриационного процесса;

- репатрианты-черкесы не становятся новым конфликтогенным или криминогенным фактором в регионе, не увеличивают они и «социалку»; практически все репатрианты занимаются бизнесом и вносят свой вклад в экономическое развитие региона; они крайне законопослушны, чем выгодно отличаются от местных жителей любой национальности;

- репатриация черкесов на Западный Кавказ в масштабах нескольких сотен тысяч человек, публично обсуждаемая черкесскими активистами, вряд-ли возможна в обозримой перспективе, а вот в масштабах нескольких десятков тысяч человек за 10-15 лет вполне реальна; в этническом балансе Северо-кавказского региона с его многомиллионным населением репатриация черкесов ничего реально не изменит, даже при самом оптимистическом для черкесов сценарии и даже если все репатрианты заселятся исключительно в Адыгею – в этом случае черкесское население в ней не превысит и трети от общего числа жителей республики в границах прогноза;

- будущее черкесского национального движения во многом зависит от ситуации в Турции, где проживает основная масса черкесского народа и откуда может пойти основной поток репатриантов: в случае продолжения демократизации и евроинтеграции страны в ней неизбежен рост черкесского национализма, который также неизбежно отразится на российских черкесских анклавах и Абхазии;

- является ли последнее утверждение для России ресурсом или проблемой будет зависеть от отношений между нею и Турцией.

Резюмируя все вышесказанное можно было определенно утверждать, что репатриация черкесов не являлась в 1990-е гг какой-либо стратегической проблемой для РФ в Кавказском регионе. Более того: при грамотном подходе она наоборот могла стать российским ресурсом как на Кавказе, так и на Ближнем Востоке, оживить экономику региона. Последнее «горбачевское» руководство СССР сделало правильную ставку, новая «ельцинская» Россия подтвердила ее и тысячи черкесов диаспоры проделали путь домой. Казалось основные проблемы на пути воссоединения народа на родине позади.

Но в 2002-03 гг процесс был «срезан» изменениями в российском законодательстве, в частности новыми федеральными законами «О гражданстве» (2002 г) и «О правовом положении иностранных граждан в Российской федерации» (2003 г), перечеркнувшим все многолетние усилия по налаживанию репатриационного механизма. Данные изменения не были направлены именно против черкесов, а коснулись людей самой разной национальности, включая и русской, но именно по черкесским национальным интересам тем самым был нанесен страшный удар.

Отброшенные на важнейшем направлении практически на начальные позиции черкесские активисты не прекращали попыток обозначить проблемы репатриации перед российским руководством. К примеру, в 2007 г, иорданские черкесы, готовясь к визиту президента РФ Владимира Путина, подготовили меморандум, в котором в очередной раз обратились к российскому руководству с предложением упростить предоставление российского гражданства для черкесов, разрешить им приобретать недвижимость на родине и беспрепятственно инвестировать в ее экономику. Г-ин Путин манкировал встречей с иорданскими черкесами, а отдувавшиеся за него президенты Адыгеи и Кабарды Аслан Тхакушинов и Арсен Каноков, пытались объяснить удивленным иорданским сородичам, что с такими «дерзкими» требованиями даже через двадцать лет с момента актуализации черкесского вопроса, обращаться к российскому руководству «преждевременно». Подобное отношение к проблеме со стороны российских властей вызывало все большее раздражение по отношению к ним в черкесском обществе, для которого и так было много реальных оснований.

Однако в 2010 г ситуация снова резко изменилась в связи с вступлением в силу федерального закона «О соотечественниках». В настоящий момент ожидается получение Республикой Адыгея, статуса «территории вселения» в рамках новой «Государственной программы по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом» рассчитанной до 2014 г. Как утверждается, в соответствии с указанными федеральным законом и государственной программой, черкесы диаспоры наконец-то получат право на репатриацию, которого добивались 20 лет.

Как все будет происходить в реальности – покажет время, но иммиграционное законодательство России кардинально менялось по крайней мере трижды за последние двадцать лет, поэтому если оно снова сделает поворот «кругом» сразу после 2014 г это никого не удивит. Если даже само существование республики Адыгея всего четыре года назад ставилось федеральным правительством под сомнение, то статус «территории вселения» тем-более штука эфемерная: сегодня есть, а завтра нет. Понимание кто есть «соотечественник» так же может меняться, а три года, на которые рассчитана Государственная программа, это слишком короткий период чтобы что-то принципиально изменить, когда речь идет о процессах рассчитанных на поколения.

Поэтому, несмотря на вновь зародившийся осторожный оптимизм в вопросах репатриации, черкесы не могут и не имеют права делать вид что этот вопрос «решен»: он не решен, пока российское государство адресно именно черкесам не гарантирует право на репатриацию, а также не начнет решать с Турцией, Сирией и Иорданией вопрос о двойным гражданстве для потомков изгнанников. Черкесским активистам следует помнить, что то что они сумеют выгрызть для своего народа до 2014 г определит все будущее черкесов в границах прогноза, прежде чем успокаиваться на любой переставленной в их пользу запятой в и так существующем законе.

Кроме того, последняя дестабилизация на арабском Востоке, в странах которого проживают сотни тысяч черкесов, является дополнительным стимулом для интенсификации затянувшегося на 20 лет решения репатриационного вопроса, чтобы иметь возможность протянуть руку помощи сородичам оперативнее чем это было сделано в случае с Косово – у людей под огнем может не быть пяти лет ожидания репатриации, а внутрироссийская политическая конъюнктура может вовсе в таковой не нуждаться. Поэтому вопрос о получении статуса «народа-изгнанника», поставленный 20 лет назад, отнюдь не снят с повестки дня. В этой связи важным моментом является признание Россией геноцида черкесов в 1860-х гг, о чем пойдет речь ниже.


Признание геноцида черкесов

24 октября 1990 г в Нальчике состоялась Всесоюзная научно-практическая конференция «Национально-освободительная борьба народов Северного Кавказа и проблемы мухаджирства», организованная Институтом истории СССР АН СССР, Северо-Кавказским научным центром высшей школы, Кабардино-Балкарским научно-исследовательским институтом истории, филологии и экономики и Кабардино-Балкарским государственным университетом. В ее «Выводах и рекомендациях» впервые в СССР трагедии черкесского и пр. горских народов, времен завоевания Россией Кавказа, была дана четкая оценка: геноцид и изгнание, осуществленные в рамках экспансионистской политики царизма.

7 февраля 1992 г, Верховный Совет Кабардино-Балкарской ССР (здесь нет ошибки: именно «союзной социалистической республики») во главе с Хачимом Кармоковым (в будущем - председателя Счетной палаты РФ) постановил «считать массовое истребление и изгнание адыгов (черкесов) в ходе Русско-Кавказской войны актом геноцида» и обратился в Верховный Совет Российской федерации с предложениями: «признать геноцид черкесов» и «предоставить черкесам статус народа-изгнанника». Позднее подобные решения были приняты Адыгеей (в отношении геноцида адыгов (черкесов)) в 1994 г и Абхазией (в отношении геноцида абхазов (абаза)) в 1997 г.

В течение 90-х гг Кабарда и Адыгея неоднократно обращались к руководству Российской федерации с предложением признать и осудить геноцид абхазо-адыгских народов XIX в. и до начала I-ой Чеченской войны эта деятельность не была совсем уж безрезультатной: 18 мая 1994 г, перед ежегодными траурными мероприятиями 21 мая в Адыгее, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и в черкесских населенных пунктах Сочи, президент РФ Борис Ельцин подписал историческое обращение «К народам Кавказа», в связи со 130-летием официального завершения Кавказской войны. В нем он дал недвусмысленные оценки тем страшным и памятным событиям, в частности заявив:

«В настоящее время, когда Россия строит правовое государство и признает приоритет общечеловеческих ценностей, появляется возможность объективной трактовки событий Кавказской войны как мужественной борьбы народов Кавказа не только за выживание на своей родной земле, но и за сохранение самобытной культуры, лучших черт национального характера.

Проблемы, доставшиеся нам в наследство от Кавказской войны, и, в частности, возвращение потомков кавказских переселенцев на историческую родину, должны решаться на международном уровне путем переговоров с участием всех заинтересованных сторон».

До сегодняшнего дня это ельцинское обращение 1994 г «К народам Кавказа», остается единственным внятным позитивным публичным жестом высшего руководства страны в отношении достоинства и исторической памяти черкесского народа, а также других горских народов российского Кавказа. Поскольку, в соответствии с Конституцией РФ, президент РФ определяет основные направления внутренней и внешней политики, данное обращение, являясь официальной позицией государства в вопросах трактовки Кавказской войны и репатриации потомков изгнанников должно было задать новый тренд в политике РФ в отношении черкесского вопроса и именно этого все ожидали, однако новый тренд задало не оно - его задали Чеченские войны. Сама «возможность объективной трактовки событий Кавказской войны» постепенно исчезала по мере эскалации конфликта в Чечне и сворачиванию строительства в России «правового государства», заменяемого «вертикалью власти». Несмотря на то что 14 апреля 1995 г Государственной Думой РФ был признан геноцид армян со стороны Турции, похожий сюжет в самой России продолжал игнорироваться. Более того: в нулевые годы пошел реверсивный процесс, что сделало проблему признания геноцида черкесов Россией еще более актуальной.

Почему признание геноцида так важно для черкесского национального движения? Потому что это напрямую увязано с получением статуса «народа-изгнанника» и вопросами репатриации, с защитой от всех форм унижения национального достоинства со стороны властей Краснодарского и Ставропольского краев, которые сегодня, при соучастии РПЦ и структур близких к МО РФ, вопреки официальной позиции федеральных властей, не менявшейся с момента президентского обращения 1994 г, зачастую не стесняют себя ни в выражениях, ни в распоряжениях, ни в монументальной пропаганде, ни во вмешательстве в образовательный процесс, проявляемых в таких формах, которые, мягко скажем, «задевают» достоинство российских граждан черкесской национальности.

В Краснодарском и Ставропольских краях явно существует большая когорта людей во власти, которые до сих пор ведут свою личную Кавказскую войну. Естественно, черкесы для них, в такой модели, не «сограждане», а «недобитые враги», с которыми «нельзя давать слабину». В частности, это проявляется в том, что чудовищная по своей кровавости история завоевания Кавказа стала снова подаваться в «патриотическом ключе», т.е. получили второе рождение многие подзабытые за 1990-е гг имперские и советские пропагандистские мифы. Одновременно в исторической Черкесии, прежде всего в указанных краях, но не только, началась лихорадочная «маркировка русской территории». Быстро росло число православных крестов, часовенок, соборов и монастырей, а также памятников наиболее одиозным царским генералам, адмиралам и наместникам (Зассу, Ермолову, Лазареву, великому князю Михаилу), с чьими именами местное черкесское и горское население связывает самые кровавые акции в отношении своих предков. Учитывая масштаб этих процессов, формат торжественных открытий и соответствующее информационно-пропагандистское обеспечение, невозможно не видеть за всей этой дикостью открытую поддержку властей, а это заставляет задуматься о возможности повторения истории и желательности такового для некоторых российских политиков.

Описанный психопатический комплекс с элементами садизма сложно представить себе в стране «позиционирующей» себя как «цивилизованную», но таковы реалии. С каждым годом ситуация лишь ухудшается: ведь далеко не смешно, когда в Краснодарском крае, территория которого это земли «высвобожденные» в результате этнических чисток в отношении черкесского и ногайского населения, в качестве гимна края в новейшую эпоху утверждается песня «На врага, на басурманина…». Нелепо уважать сей рудиментарный и оскорбительный «гимн» даже сегодня, но просто омерзительно представлять себе его исполнение завтра, на олимпийских церемониях в Сочи, в 150-летие страшного 1864 г, – в городе, где, к слову, совсем недавно запретили… танцевать кавказские танцы, т.е. танцы проживающего в городе коренного черкесского населения.

Поскольку в нулевые годы пресловутая «вертикаль власти» полностью разложила общество, подавив в нем любые центры кристаллизации, отняв у граждан конституционное право избирать и быть избранными в губернаторы, а республики в составе РФ лишив практически всех признаков государств, вплоть до комичного запрета именоваться их руководителям «президентами», протестовать против описанных выше явлений, а также продолжать работать над признанием геноцида в РФ более было некому. Все общественные организации, гремевшие в 1990-е гг и дожившие до 2000-х гг, превратились в ничто, компрометируя свои названия и не имея никакой связи с народом. Не избежала этой участи и МЧА, теперь полностью подконтрольная властям, предавшая цели декларированные при ее создании. Центр черкесского национального движения переместился из России в Турцию, где продолжавшиеся демократические перемены привели к недавним революциям в местных черкесских организациях, которые на наших глазах качественно меняют расклад в черкесском вопросе. Такой итог явился закономерным результатом разнонаправленных политических процессов в России и Турции по отношению к демократизации.

В российском же «голом поле» на первые роли во все более виртуализирующейся общественно-политической жизни черкесов РФ выдвинулись «камерные» организации, часто располагающие активом всего из нескольких человек. Разложившееся общество готово было наблюдать за «донкихотством» идеалистов, иногда сочувствовать им, но не более. К слову, масштаб возложенных на себя задач и степень подготовленности к ним, у черкесских активистов находились обычно в прямом противоречии. Естественно эффективность их действий была соответствующей, но они хотя бы что-то делали, в отличие от остальных. Одной из таких организаций является Черкесский конгресс Адыгеи (ЧКА), возглавляемый Муратом Берзеговым, сделавшего вопрос признания геноцида черкесов в XIX в Россией и международным сообществом краеугольным камнем своей деятельности.

В 2005 г с этой целью ЧКА были направлены петиции в Государственную Думу РФ и лично к ее председателю Борису Грызлову, а также к президенту РФ Владимиру Путину. В 2006 г на первые был получен «странный» ответ за подписью заместителя председателя Комитета по делам национальностей Государственной Думы РФ Мансура Аюпова. В нем ни слова не было по теме геноцида черкесов в XIX в, но зато много говорилось про сталинские репрессии XX в. Судьба обращения к г-ну Путину не известна.

Демонстративное пренебрежение со стороны российских властей во-первых расширило круг сочувствующих деятельности ЧКА, а во-вторых заставило искать решение за пределами российского юридического поля. 11 октября 2006 г примерно два десятка черкесских организаций (включая пять российских) из девяти стран обратились в Европарламент с предложением признать геноцид черкесов - обращение было официально принято к рассмотрению. Вслед за этим последовало повторное обращение к президенту РФ Владимиру Путину. На сей раз на него ответили, естественно отказом в рассмотрении дела.

Именно в такой точке находился «диалог» между черкесскими активистами и российскими властями вокруг проблемы признания геноцида, когда 22 июня 2006 г Сочи был выдвинут Москвой в качестве предполагаемого места проведения зимней Олимпиады 2014 г и 4 июля 2007 г утвержден в таком качестве на сессии МОК. Еще 11 декабря 2006 г, т.е. задолго до утверждения Сочи в качестве олимпийской столицы, лидер ЧКА г-ин Берзегов публично выступил против Олимпиады, проходящей на земле, являющейся символом геноцида черкесов.

У читателя может возникнуть законный вопрос: почему именно Сочи символизирует для черкесов трагедию их предков, а не Анапа, Туапсе, Апшеронск или Крымск, к примеру? Разве там меньше черкесских могил времен столетней Кавказской войны? Что такого особенного именно в Сочи? Почему объявление «русского Сочи» олимпийской столицей вызвало такой взрыв негодования в черкесском обществе самых разных стран? На эти вопросы ответ будет дан ниже.

Заканчивая разговор о процессе признания геноцида черкесов, нельзя не упомянуть грузинские инициативы, т.е. оставить за скобками конференции, посвященные черкесской проблеме, проходящие с 2010 г в Тбилиси, в которых приняли участие несколько черкесских активистов, в том числе известная журналистка Фатима Тлисова, председатель Кабардино-Балкарского Черкесского Конгресса Руслан Кешев и ряд других. На этих мероприятиях перед грузинским парламентом был поставлен принципиальный вопрос о признании факта геноцида черкесов Российской империей в XIX в. Запущенный тогда процесс уже сыграл и продолжает играть огромную политическую роль. Какой-бы ни была мотивация грузинских элит в вопросе признания геноцида черкесов, трудно переоценить значимость происходящего для черкесского дела, ведь речь идет об официальном признании со стороны государства-члена ООН, каковым является Грузия, что создает прецедент, который вряд-ли надолго останется в одиночестве – в Европарламенте рассматривается соответствующее черкесское обращение и как минимум несколько стран Евросоюза проявляют к теме немалый интерес.

Несмотря на всю сложность грузино-черкесских отношений в последние двадцать лет сегодня у них есть все шансы нормализоваться, хотя их развитие в любом случае происходит с оглядкой на Абхазию обеих сторон и здесь консенсуса пока не предвидится: ведь Грузия не планирует признавать независимость Абхазии, а для черкесского национального движения таковая является ценностью, в завоевание которой сами черкесы внесли и свой вклад. Но других принципиальных противоречий между черкесами и грузинами нет.


Сочи

2 июня (21 мая по старому стилю) 1864 г наместник Его Императорского Величества на Кавказе и главнокомандующий Кавказской армией великий князь Михаил Николаевич Романов принимал парад своих войск, построенных на поляне Кбаада (ныне Красная поляна). Перед войсками был отслужен православный торжественный молебн, в благодарение Богу, даровавшему России великую победу, после чего Его Высочество направил императору Александру II телеграмму с поздравлениями по такому случаю. «Слава Богу!», - ответил Его Величество.

Конечно война на этом не закончилась: еще пару лет (до лета 1866 г) шли активные боевые действия, депортации и «зачистки», еще десять лет (до лета 1874 г) содержалась Убыхская кордонная линия (что само по себе говорит все о «мирном времени»), обустроенная на побережье – последняя из «кавказских линий». Чтобы понять всю условность этих дат достаточно сказать что официальные потери русской армии на Кавказе в «мирном» 1865 г были выше чем в «последнем военном» 1864 г. Но в кавказской мифологии (как черкесской, так и «русской») именно 1864 г стал историческим водоразделом. И именно в 2014 г, на который намечена сочинская Олимпиада, будет ровно 150 лет с того страшного года, когда с лица земли была стерта Черкесия.

Выше мы описали, как Сочи стал символом торжества Российской империи по случаю уничтожения Черкесии. Этого самого по себе было бы достаточно для того чтобы связать в один ассоциативный ряд Сочи и весь негатив связанный с Кавказской войной у черкесов и других горских народов, тем-более речь о «круглой дате». Но это далеко не все. Чтобы не утомлять терпеливого читателя, нашедшего в себе силы дойти до этих строк, массой ненужных деталей, приведу перечень событий, сделавших из Сочи место особенное, несущее в себе мощную смысловую нагрузку. Их обязаны были принимать в расчет российские власти, будь они достаточно для этого компетентны, но не приняли, именно по причине своей уже, к сожалению, привычной некомпетентности:

- 25 июня (13 июня по старому стилю) 1861 г на общечеркесском съезде, проходившим на р. Псахо, убыхи, а также все еще сохранявшие независимость черкесские и абхазские колена, учредили национальный парламент - Великое Свободное Собрание, известное как «Хасэшхуэ», «Сочинская Хасэ» или «Лъэпкъ Тхьэры1о Хасэ».

1 июля (19 июня) 1862 г русский десант сжег здание парламента, но память о нем сделала Сочи символом единства Черкесии, ее свободы и ее эпической борьбы с российской агрессией: Сочи стал восприниматься в черкесской мифологии так же, как Иерусалим в библейской – пусть не в реальном мире, но в мире идей это центр черкесского мира до тех пор пока существуют на земле черкесы;

- 19-23 мая (7-11 мая) 1864 г в урочище Аибга состоялась последняя (правда лишь официально) битва Кавказской войны, символизирующая собой гибель черкесского мира; память о ней является для черкесов священной, но смешалась в одно с русским парадом, состоявшимся через 10 дней в соседнем Кбаада, став в народной памяти единым целым - символом гибели родины;

- на территории Сочи проживали убыхи и черкесы. Убыхские лидеры в конце Кавказской войны возглавили черкесов, проявив огромную предприимчивость и политическую волю, дав народу полководцев, сумевших провести последнее черкесское контрнаступление весной 1862 г, и дипломатов, отстаивавших черкесское дело в Стамбуле и Лондоне в 1863 г; именно убыхи, в 1864 г, были поголовно изгнаны в Османскую империю, а рискнувшие остаться сосланы на север - в Костромскую губернию и в Сибирь; именно убыхский язык недавно перешел в разряд мертвых, но сами убыхи, вопреки распространенной легенде, живы - влившись в состав анатолийских черкесов, они сохранили память о том кто они и откуда; поскольку от Убыхии на родине не осталось ровным счетом ничего и никого, кроме одной семьи, именно судьба убыхов сделала Сочи символом трагедии черкесов в наиболее концентрированном виде;

- на территории Сочи существовал в 1920-40-х гг черкесский Шапсугский национальный район, ликвидированный Иосифом Сталиным в 1945 г; вопрос о восстановлении национального р-она черкесов в Сочи стоит на повестке дня уже 20 лет, но до сих пор даже не убрано оскорбительное для черкесов название «Лазаревский»; более того – адмиралу Лазареву поставлен в 2003 г памятник в районном центре - естественно именуемом «Лазаревское»; все это делает Сочи символом преднамеренного садизма властей, проявляемого по отношению к автохтонному черкесскому населению Сочи.

Совокупность вышеперечисленного представляет Сочи уникальным местом, не имеющим аналогов по несомой смысловой нагрузке и разрушительной энергетике, в контексте рассматриваемой проблемы. И все это было проигнорировано российскими властями при подаче заявки на зимнюю Олимпиаду, хотя черкесские активисты пытались донести до властей свою позицию. Скандал, в итоге, был сделан неизбежным, поскольку российские власти столкнулись с народом, 9/10 которого живет за пределами российской юрисдикции, чей протест не может быть подавлен в ее границах привычными методами.

Справедливости ради, стоит отметить, что в последние месяцы в России начали осознавать масштаб проблемы, искать конструктивное решение таковой или хорошо имитировать поиски. Недавно прошедший круглый стол по вопросам истории Кавказа в Общественной палате РФ и конференция «Черкесский вопрос» в МГИМО зафиксировали существование черкесского вопроса и его связь с Олимпиадой в Сочи. Результатом конференции в МГИМО стало решение о создании рабочей группы по исследованию черкесского вопроса. Это может быть как попыткой просто выиграть время, так и реальными позитивными шагами в сторону диалога и достойного для всех выхода из создавшейся ситуации – время покажет. Пока же настораживают попытки свести черкесские политические требования, связанные с репатриацией и признанием геноцида, к включению в культурную олимпийскую программу «кавказского компонента» (даже не «черкесского» или «абхазо-адыгского»), который в лучшем случае является «вишенкой на торте» – не более.

Сегодня невозможно сказать, чем станет Олимпиада Сочи-14 в истории Черноморско-Каспийского региона, России и черкесов, но рядовым событием не будет точно. Все конечные решения принимает Москва, все в ее руках: как захочет – так и будет. Сорвать Олимпиаду не удавалось пока еще никому, хотя эффективные бойкоты были и Москва-80, которую бойкотировали 65 стран тому самое яркое подтверждение. Недавний пример тибетцев, чьи протесты не остановили Олимпиаду в Пекине, вроде бы говорит не в пользу шансов черкесов, тем-более что черкесские националисты также категорически и принципиально отвергают и осуждают террористические методы «убеждения», а значит пытаются воздействовать на ситуацию исключительно нравственно. Но «все бывает в первый раз»: Россия далеко не Китай, а черкесы уже не те черкесы, что были даже в прошлом году, ведь Сочи придал мощнейший импульс процессам структуризации черкесского нацдвижения по всему миру. В стороне от последних осталась разве что Россия, где в современной ситуации в легальном поле не может вырасти никакое независимое от властей движение, неважно - черкесское, русское, футбольное или в защиту бабочек-капустниц.

Может-ли Сочи-14 стать шансом решения накопившихся противоречий Москвы с черкесским миром? Стабилизирующая роль, которую играли на западном Кавказе черкесские национальные движения до их фактического уничтожения властями, т.о. собственноручно расчищавшим путь «джихаду», убирая его идеологических конкурентов, а также сегодняшнее стратегическое партнерство России и Турции, которое черкесы могут «прошить» не тысячами, а миллионами нитей, делают движение в этом направлении естественным. Но учитывая высочайший уровень кавказофобии в России, а также приближающиеся выборы, такой рациональный подход к проблеме представляется почти утопией.


«Чего хотят черкесы?»

Выше затронуты почти все моменты, являющиеся сегодня важными для тех, кого называют черкесскими националистами. Желания не ахти какие глобальные, но чтобы их реализовать понадобится совершить нечто эпическое:

- чтобы черкесский язык не замолк и окончательно не выродился в примитивную бедную периферийную речь, на которой никто не может получить никакой актуальной информации, требуется его единый литературный вариант, полноценное образование на нем и мощный институт переводчиков, поскольку без переводного контента язык все равно умрет;

- чтобы достоинство черкесов и память их предков, доблестно защищавших свою страну от врага, не оскорбляли на земле, в которой пока еще лежит больше черкесов, чем всех ходящих по ней сегодня, прославляя авторов и исполнителей этнической чистки, требуется чтобы в России был признан геноцид черкесов и прекращено вызывающее маркирование земель в исторической Черкессии;

- чтобы потомки черкесских изгнанников могли при желании вернуться на родину предков и строить на ней свою жизнь без препятствий со стороны государства, а наоборот с его помощью, требуется, чтобы Россией был признан геноцид черкесов и предоставлен черкесам статус народа-изгнанника;

- чтобы в черкесской жизни были банальные благополучие, безопасность, качественное образование, справедливый суд, социальные лифты и многое другое, требуются светские демократические преобразования и развитие гражданского общества во всех странах проживания черкесов.

Последний пункт крайне важный: черкесы являются меньшинством в любой стране, в которой сегодня проживают. Поэтому для сохранения народа и его развития жизненно важен успех системы обеспечивающей права меньшинств, т.е. демократизация обществ с которыми черкесов связали общие судьбы. Свободолюбие и воинственность «черкесских рыцарей» вошли в поговорку. Расселенные в наиболее горячих и стратегически важных пунктах Черноморско-Каспийского и Ближневосточного регионов, черкесы вынуждены будут в полной мере проявлять исторически присущие им качества, внося свою лепту в развитие гражданских обществ и защиту прав и свобод человека, если хотят выжить, как народ.

В эпоху, когда человечество не только осваивает космос, генную инженерию и новые виды энергии, но и расколото бескомпромиссной конкуренцией за ресурсы, черкесам придется предложить миру нечто большее, чем воспоминания о своей блестящей панцирной коннице двухсотлетней давности. В противном случае придется исчезнуть: в конце-концов, если мир обходится сегодня без шумеров, минойцев или этрусков – обойдется и без черкесов. Ничто не вечно.

Но новости приходящие из Турции со всей очевидностью показывают, что время исчезать еще не пришло - народ, который похоронили уже в позапрошлом веке, а после шесть поколений подряд объявляли каждое из них «последним», до сих пор жив и никогда еще не был настолько многочисленнен, организован, единодушен и полон надежд. К Олимпиаде Сочи-14 анатолийские черкесы, т.е. подавляющее большинство народа, подойдут готовыми и сплоченными. Что это будет означать для всех прочих заинтересованных сторон покажут ближайшие три года.

UNPO 10th General Assembly Resolution on Circassia

Xth Session of the UNPO General Assembly
27-30 May 2010 - Rome, Italy

Circassia

Call upon the Russian Federation to officially recognize all Circassians, whether they reside in historical Circassia or as part of the Circassian Diaspora, as the indigenous people of their motherland Circassia, affording them all rights, and accepting all responsibilities to them, as enshrined in the entire 46 Articles of the United Nations Declaration on the Rights of Indigenous Peoples, as well as the Universal Declaration of Human Rights;

Call upon the Russian Federation to amend current repatriation laws so as to recognize the Circassians as a "special case”, guaranteeing them the absolute and unconditional right of return to their motherland Circassia, the unhindered right of travel to and from historical Circassia, the right to dual citizenship by their choice, and the elimination of immigration quotas, language requirements, residence requirements, or any other hindering conditions, whatsoever, to obtaining permanent residency and citizenship and residency in their historical homeland of Circassia.

Call upon the countries where the Circassian Diaspora lives in (Turkey, Jordan and Syria), to grant the Circassians dual citizenship, and to help the Circassian Diaspora to preserve their culture and to establish close links with their compatriots living in the homeland.

- UNPO 10th General Assembly Member Resolutions (Doc file - 96.5 Kb)
- General Resolutions - Xth Session of the UNPO General Assembly, 27-30 May 2010

Резолюция 10-й Конференции Генеральной Ассамблеи ОНН, по Черкесии

X Сессия Генеральной Ассамблеи Организации наций и народов, не имеющих представительства
27-30 мая 2010 - Рим, Италия


ЧЕРКЕСИЯ

Призывает Российскую Федерацию официально признать всех черкесов, вне зависимости от того, проживают ли они на своей исторической Родине или выступают как часть черкесской диаспоры, коренными жителями их родины Черкесии, предоставив им все права и принимая все обязанности по отношению к ним, как закреплено во всех 46 Статьях Декларации Организации Объединенных Наций по правам коренных народов, а также Всеобщей Декларации прав человека;

Призывает Российскую Федерацию исправить действующие законы по репатриации для того, чтобы признать черкесов народом, относящимся к «особому случаю», гарантируя им абсолютное и безоговорочное право возвращения на их Родину Черкесию, беспрепятственное право путешествия в и из исторической Черкесии, право на двойное гражданство по их выбору и устранение иммиграционных квот, языковых требований, требований в отношении места жительства или любых других каких бы то ни было препятствующих условий к получению ими права на постоянное место жительства и гражданства, в том числе на их исторической Родине - Черкесии.

Призывает страны, в которых имеется черкесская диаспора (Турцию, Иорданию и Сирию), предоставить черкесам двойное гражданство и помогать черкесской диаспоре сохранять свою культуру и устанавливать тесные контакты с их соотечественниками, живущими на исторической Родине.


Оригинал:

UNPO 10th General Assembly Resolution on Circassia

Xth Session of the UNPO General Assembly
27-30 May 2010 - Rome, Italy

Circassia

Call upon the Russian Federation to officially recognize all Circassians, whether they reside in historical Circassia or as part of the Circassian Diaspora, as the indigenous people of their motherland Circassia, affording them all rights, and accepting all responsibilities to them, as enshrined in the entire 46 Articles of the United Nations Declaration on the Rights of Indigenous Peoples, as well as the Universal Declaration of Human Rights;

Call upon the Russian Federation to amend current repatriation laws so as to recognize the Circassians as a "special case”, guaranteeing them the absolute and unconditional right of return to their motherland Circassia, the unhindered right of travel to and from historical Circassia, the right to dual citizenship by their choice, and the elimination of immigration quotas, language requirements, residence requirements, or any other hindering conditions, whatsoever, to obtaining permanent residency and citizenship and residency in their historical homeland of Circassia.

Call upon the countries where the Circassian Diaspora lives in (Turkey, Jordan and Syria), to grant the Circassians dual citizenship, and to help the Circassian Diaspora to preserve their culture and to establish close links with their compatriots living in the homeland.

- UNPO 10th General Assembly Member Resolutions (Doc file - 96.5 Kb)
- General Resolutions - Xth Session of the UNPO General Assembly, 27-30 May 2010

Гуманность права в Черкесии

Одна из малоизученных тем в истории права Черкесии — отсутствие смертной казни и телесных наказаний. Этот аспект, характерный для черкесского права, с полным основанием можно определить как гуманность.

В истории мирового права мы весьма затруднимся подыскать примеры столь необычной гуманности. Очень символично и даже закономерно, что и в хеттском праве отсутствовала смертная казнь (1).

В этом отношении черкесы выглядят как народ, к которому уже много веков тому назад пришло осознание того, к чему европейская цивилизация подошла только в XX столетии.

Черкесское общество эволюционировало до такого уровня развития права, когда фактически, на условиях общественного договора, была изжита кровная месть. При этом не последовала кровавая анархия.

За первую половину XIX в. мы вполне в состоянии дать некую статистику убийств в Кабарде. Имеющиеся данные показывают почти полное отсутствие этого тяжкого вида преступления. Механизмы общественного сдерживания и порицания здесь применялись те же, что и в Западной Черкесии.

У Дж. Лонгворта подчеркивается как гуманная сущность Адыгэ Хабзэ, так и эффективность воздействия на психологию индивида "цены крови". За весь год его пребывания в Натухае произошло всего одно убийство, да и то совершил выживший из ума человек. "Цена крови" по приговору присяжного суда легла на родственников убийцы, т. к. судьи пришли к выводу, согласно которому безумец должен был постоянно находиться под их присмотром.

Черкесы Кабарды на всем протяжении XIX в. хранили верность своим юридическим обычаям и представлениям, и активно противились внедрению имперского законодательства.

Даже в XX в. в первые годы советской власти, как показывает статистика, кабардинцы, где только можно, следовали собственному праву, и меньше, чем все другие народы Северного Кавказа, обращались в государственные суды.

В правомерности нашей высокой оценки социального облика Черкесии убеждают наблюдения европейских путешественников. Нет необходимости в цитировании огромного числа позитивных и, очень часто, восхищенных отзывов, но есть один аспект этой темы, на который, как нам кажется, еще не обращали внимание. Это безопасность жизни.

"Ни в какой другой стране мира, — пишет Джон Лонгворт, проводя анализ социального устройства Черкесии, — поведение народа не является более умеренным и достойным, и ни один иностранец не может, после того, как он влился в какое-нибудь из их племен — а эту привилегию он может получить, став гостем одного из их членов, который будет отвечать за него перед другими, — путешествовать с большей безопасностью. За все время моего пребывания там я слышал только об одном убийстве" (2). Лонгворт находился у черкесов один год.

При описании и анализе различных аспектов социальной организации черкесов, Дж. Лонгворт подчеркивал как их принципиальное отличие от устройства обычных горских кланов в других странах, так и их превосходство над таковыми. При этом автор подчеркивает единство принципов в Европе и Черкесии.

"Обстоятельство, которое более всех других изумляет иностранца на Кавказе, — это безопасность жизни и имущества; если у него есть намерение поискать приключений, то он будет разочарован тем, что здесь на него никто не нападет, не окружит и не устроит засаду. Вывод, к которому пришли все эти писатели (Лонгворт имеет в виду Палласа, Клапрота и Мариньи) и к которому пришел бы любой другой, находясь в подобных неблагоприятных условиях (пребывание вышеназванных авторов в Черкесии не превышало месяца или двух, и из них в западных районах побывал только Мариньи), был бы такой, что, поскольку в этой стране есть князья и дворяне, то мир и порядок здесь поддерживаются благодаря именно их управлению. Этот вывод, однако, ничем не обоснован. Я уже показывал, что в трех областях (Натухай, Шапсугия и Абадзехия), воюющих сейчас против России, авторитет пши, или князей, не имеет в делах добра или зла никакого значения, а там, где он все-таки преобладает, он скорее, как в средние века, когда не было контроля со стороны короны или епископа, является элементом беспокойства, чем безопасности. Их авторитет, основанный, как у феодальной аристократии у нас, на предприимчивости, в этой гористой местности, не удобной для тирании в любом виде, может быть поддержан только этой предприимчивостью, а при бездействии он очень быстро превращается в прах" (3).

Далее Дж. Лонгворт детально описывает структуру соприсяжных братств, систему самоуправления в рамках территориальных объединений и суда.

Одним из наиболее важных достижений стал повсеместный отказ от кровной мести — "месть устраняется мыслью о том, что она лишает все общество права требовать возмещения, взыскание которого более эффективно соответствует его целям, обрушивая на голову виновника раздражение всего его племени. Принцип здесь тот же, что и в законодательстве цивилизованных государств, которое делает каждого человека ответственным за свои преступления перед обществом вообще" (4).

Важен тот факт, что мотивация наказания у черкесов была основана "скорее на имущественных интересах, чем на эмоциях". Англичанину было весьма любопытно наблюдать, "как тщательно члены враждующих обществ избегают встреч между собой; предосторожности и увертки, к которым они прибегают с этой целью и которые могут в частной ссоре считаться трусливыми, становятся политичными и рекомендуемыми, когда речь идет об интересах общества" (5).

Подобные правила социального поведения были целиком направлены на поддержание стабильности, жизненно необходимой для стремительно капитализирующегося региона причерноморских областей Черкесии.

Другая важная причина — стремление к максимальной мобилизации в условиях войны. О сочетании этих факторов говорит сам Дж. Лонгворт: "Таковы общества Черкесии, созданные, несомненно, не только для военных или политических, но и общественных и справедливых целей. В этом плане они совершенно отличаются от кланов и племен других горных областей, которые, живя вместе под руководством одного вождя, являются лишь инструментом осуществления его амбиций, тогда как члены различных черкесских обществ живут отдельно друг от друга и не признают никаких вождей. Когда они собираются вместе, чтобы выступить в поход, то знамена, под которыми выступают разные отряды, не являются знаменами их племен, но знаменами отдельных районов или рек, где живут воины. Дворяне, вместо того, чтобы возглавить их, как представляют себе некоторые писатели, собирают свои компании так же, как и люди свободного сословия" (6). При этом объединение уорков могло входить в альянс с союзом тфокотлей.

Социальный облик Натухая и Шапсуги производил весьма благоприятное впечатление на англичан. У Джеймса Белла читаем: "Общественное мнение и установленные обычаи — вот, что, кажется, является высшим законом в этой стране; в общем, я могу только поражаться тем порядком, который может проистекать из такого положения дел. Немногие страны, с их установленными законами и всем сложным механизмом правосудия, могут похвалиться той нравственностью, согласием, спокойствием, воспитанностью — всем тем, что отличает этот народ в его повседневных взаимных отношениях. Крайности роскоши и нищеты, изысканности и презренного существования в одинаковой степени здесь неизвестны" (7).

И у того же автора: "По всему тому, что я видел, я смотрю на черкесов в массе как на самый вежливый от природы народ, о котором я когда-либо знал или о котором я когда-нибудь читал" (8).

Тип личности черкеса, выросшего в такой обстановке, Дж. Лонгворт считает наивысшим достижением черкесской культуры: "не может быть сомнений в том, что эти смешавшиеся связи общества ведут весь народ к моральному и интеллектуальному развитию, значительно превосходящему то, которое достигнуто современной цивилизацией. Ценность различных объектов следует определять именно с помощью контрастов и сравнения, и здесь каждый мужчина имеет право выступать в роли арбитра – его чувства возбуждены, его справедливость развита упражнением. Знание как результат обучения здесь, конечно, совсем незначительное или отсутствует вовсе, но "мудрость", как говорит Бэкон, "существуя вне их и над ними, завоевываемая наблюдательностью", имеется у них в изобилии. Короче говоря, эта способность в них высоко развита, что неизбежно поднимает черкеса, помещенного на любую почву, к высшему уровню могущества и достоинства, которого можно только достичь там" (9).

Эти слова представляют собой подлинный гимн черкесской культуре, черкесскому образу жизни. Суть шапсугской модернизации в конце XVIII–начале XIX в. состояла в сохранении лучших черт рыцарской эпохи – благородства, гуманности и дисциплины – при добавлении нового качества – социального равенства или, вернее сказать, равноправия.

Успех шапсугской модернизации сделал запад Черкесии наиболее привлекательным регионом, что вызвало приток в него больших масс крестьянства из феодальных районов. Натухайцам, шапсугам и абадзехам было, что терять – здесь, в их социальном статусе, кроется понимание их чрезвычайно длительного сопротивления войскам Российской империи.

Примечания:

1. Подробнее см.: Герни О. Р. Хетты. М., 1987. С. 87.
2. ЛонгвортДж. Год среди черкесов. С. 208.
3.Там же. С. 197-198.
4. Там же. С. 201.
5. Там же. С. 202.
6. Там же. С. 203.
7. Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии. С. 479.
8. Цит. по: Бгажноков Б. X. Адыгский этикет. Нальчик, 1978 С. 22.
9. Лонгворт Дж. Год среди черкесов. С. 207-208.

Вассалитет в Черкесии

Вассалитет как базовый принцип социальной и ментальной структуры черкесского феодализма является ключом к пониманию данной эпохи в истории Черкесии. Далеко не случайно европейские обозреватели Черкесии считали феодальный строй этой страны схожим с западноевропейским. У Джорджио Интериано (около 1500 г.) читаем: «Есть среди них знатные и вассалы, и сервы, или рабы» (1).

У П.-С. Палласа содержится точное сравнение: «Это (уорки) род рыцарей, которые поддерживают между собой и в отношении подданных настоящую феодальную систему, подобную той, которую немецкое рыцарство ввело раньше в Пруссию и Лифляндию» (2).

У Фредерика Дюбуа де Монперэ: «Нынешнее состояние Черкесии вызывает у нас в памяти представление о цивилизации времен первых королей в Германии и Франции. Это образец феодальной, рыцарской, средневековой аристократии» (3).
Принцип «вассал моего вассала не мой вассал» — был непререкаем в Черкесии. Уорки-шаотлигусы (уорки четвертой степени), находившиеся на службе у тлекотлешей и дижинуго (уорков первой и второй степеней соответственно) не подчинялись пши (князю).

Княжеские уорки образовывали особую группу беслан-уорков. Шаотлигус мог перейти в беслан-уорки: приобретение этого звания полностью зависело от желания уорка и всегда было сопряжено с получением так называемой княжеской дани, т. е. князь обязывался дать уорку, желающему быть его беслен-уорком, какой-нибудь ценный подарок (как правило, оружие, доспехи, серебряные чаши или кубки). В дальнейшем, беслан-уорк получал свою часть из военной добычи и даже из выкупа за княжескую дочь. Беслан-уорк в любое время мог перейти на службу к другому князю или тлекотлешу, а возвращение княжеского подарка демонстративно прекращало взаимные обязательства. В этом мы усматриваем полнейшую аналогию со взаимоотношениями рыцаря и сюзерена.

Черкесский феодализм признавал право основать собственный аристократический дом как за уорками, так и за незнатными свободными членами общества – за тфокотлями.

Якоб Рейнеггс, уроженец Саксонии, длительное время проживший в Грузии и часто бывавший в Кабарде, отмечал это фундаментальное право черкесского вассалитета: «Каждый дворянин (уорк) зависит от своего наследственного князя, однако князь не может ничего делать с его рабами, крепостными или имуществом. Также мало осмеливается дворянин прикасаться к собственности своих крепостных, к его рабам, стадам, рогатому скоту или лошадям, или же присвоить себе на них малейшее право. Князь и дворянин не могут требовать от своих крепостных ничего, кроме оброка, и ни один крепостной не может быть стеснен в увеличении своего имущества, а еще менее быть проданным, битым или истязаемым. Что касается рабов, то все зависит от доброй воли его господина, но не было примера, чтобы с ним обращались жестоко или бесчеловечно, если он не провинился каким-либо образом» (4).

Здесь под крепостными явно имеются в виду тфокотли, что говорит либо о неправильности перевода, либо об упрощенном восприятии структуры черкесского общества. Но главное подмечено исключительно точно: существование правового и имущественного суверенитета личности в рамках черкесского вассалитета.

Рейнеггс отметил механизм повышения по вассальной лестнице: «Когда княжеский крепостной становится настолько богатым стадами и имуществом, что может дать свободу 25 рабам и сделать их своими холопами, то он стремится обычно сделаться дворянином, хотя он приобретает от этого очень мало преимуществ для самого себя. Он получает право всюду следовать за своим князем, прислуживать ему, и, если ему князь разрешит, поселиться поблизости от него; он должен также давать князю ежегодный подарок, равный половине его доходов» (5).

Тфокотль, как младший вассал, не испрашивая себе звание уорка у непосредственного сюзерена (например, уорка-дижинуго), сам мог подняться на ступеньку выше и вступить в ряды уорков-шаотлигусов. Для этого ему было необходимо признание его в качестве господина со стороны 25 крестьян, которое он и получал путем освобождения своих унаутов (рабов). Далее он становился на короткий период времени вассалом полутфокотлем-полууорком (Рейнеггс говорит о таком статусе как о «неуважаемом дворянстве»), но сам факт его вассальной зависимости в предшествующий период требовал обязательной его включенности в ту же иерархическую лестницу уже под новым социальным именем уорка.

Если князь или тлекотлеш, или дижинуго не признавали в таковом лице уоркское достоинство, то он мог удовлетворить социальные амбиции в другом княжестве.

Удивительно, но доктор медицины Рейнеггс уловил суть социальной организации Кабарды гораздо точнее, чем академик Паллас. Последний проявляет непоследовательность и противоречит сам себе: так, он пишет, что «подданные (или крестьяне) имеют в отношении князя и знати, могущих располагать их имуществом и жизнью, самое безусловное послушание». И тут же: «но нет примера, чтобы их когда-либо продавали» (6).

Сословие тфокотлей в советской и российской историографии трактовалось и трактуется, как крестьянское. На самом же деле, здесь имеет значение не крестьянский труд тфокотля — своим трудом жили и многие уорки — важен, прежде всего, его статус в системе вассалитета.

Тфокотль являлся субъектом вассальных отношений и не был объектом эксплуатации. Именно поэтому очень многие европейские наблюдатели расценивали тфокотлей как низшее дворянство и наиболее многочисленную группу вассалов. Сами тфокотли имели крепостных крестьян и рабов. И они были равны уоркам и самим князьям в этом своем фундаментальном праве. «Следует заметить, — писал А. Абрамович, — что имевший в империи большое значение признак привилегированности — владение крепостными — не имеет того же значения у горцев Закубанского края, где почти каждый холоп был вправе владеть другим ему подобным холопом» (7). Называя тфокотлей холопами, Абрамович совсем не прав: под русскую категорию холопов подходят не тфокотли, а пшитли, унауты, лагунапиты. Но, в целом, он подметил очень важный факт: Тфокотли, наряду с уорками, составляли еще одну группу вассалов, причем гораздо более многочисленную и сплоченную. И, опять-таки, тфокотли тлекотлешей не подчинялись князьям и имели полное право перехода к другому сеньору.

Данное право объединяло тфокотлей с уорками в одну большую группу вассалов. Это, наряду с имущественным и юридическим суверенитетом личности вассала, достаточно серьезно уравнивало тфокотлей с уорками и создавало условия к возвышению тфокотля в уоркское достоинство. Потоцкий не случайно выделяет это общее правило для двух групп вассального населения: «Крестьяне, если они недовольны своим сеньором, вольны покинуть его и уйти к другому дворянину. Дворяне, в свою очередь, если они проявляют недовольство своим князем, могут уйти к другому» (8).

Как крупный польский помещик, Потоцкий в первую очередь обращает внимание на право перехода крестьян и шляхты, т. е. на то, что являлось актуальным для современной ему Польши. Но у Я. Потоцкого содержится специфически польское наблюдение, объяснимое историографическим и ментальным феноменом, известным сейчас как сарматизм польской историографии. Считая себя сарматами, но не славянами по происхождению, польские шляхтичи (а именно они являлись длительное время единственными польскими историками), пускаясь в путешествия на Кавказ, искали следы сарматской культуры и этногенетических преемников этой культуры. В этой связи мы должны рассматривать «сарматские» наблюдения Потоцкого в Кабарде.

Монперэ называет тфокотлей вассалами, «сходными с теми, которые существовали в Европе в эпоху феодализма; каждый из них имеет землю и скот, на которые их сеньор не имеет никаких прав; сеньор не имеет также никаких прав на своего вассала и на его семью, которые могут, если они недовольны своим сеньором, уйти свободно в другое место» (9).

Представители высшей уоркской знати — тлекотлеши и дижинуго — всегда жили отдельными от князей селениями. При этом тлекотлеши жили на землях, которые назывались по их фамилии (Анзоровы владели районом в Кабарде, который так и назывался - Анзорей, т. е. «Анзоровский» или «Анзорово»; в русских источниках встречается название Анзорова Кабарда) и представляли собой сильную родовую аристократию, едва уступавшую князьям.

Уорк мог за особые заслуги возвыситься из звания беслен-уорка в дижинуго и даже до степени тлекотлеша. Если он признавался дижинуго по факту обретения им самим какого-то отряда шаотлигусов, то тлекотлешество признавалось не сразу, а с течением времени, когда вновь образованный аристократический дом окончательно закреплял свои позиции в народе. Дословно тлекотлеш и означает «сильный род». Позиции различных уоркских домов подвергались серьезной подвижке в период войн.

Жорж Дюмезиль отмечал, что в Черкесии «под управлением князей находились наследственная знать и незнатные, но свободные члены общества (тфокотли), причем и те, и другие были обладателями рабов» (10).

Таким образом, в структуре черкесского вассалитета действовали такие правила, которые позволяли со временем совершить переход к демократии и парламентаризму. В этом плане черкесский феодализм типологически европейский. Общечеркесские законодательные собрания (Хасы) 30-60-х гг. XIX в. представляли все слои и все территории Черкесии. Как и в польском сейме, право вето было у каждого депутата, и принимаемые решения носили консолидированный характер. Подобное социальное устройство отвечало необходимости политических свобод и полного равенства перед законом в условиях бурного развития торговли и производства.

Николай Колюбакин, генерал-губернатор Кутаисской губернии, сенатор, начинавший карьеру в войсках правого фланга, особое внимание уделял как раз вопросу об общественном устройстве черкесов, усматривая в нем большой потенциал развития: «все эти племена имеют, так сказать, естественные им начала гражданственности, начала, конечно, неполные и не хорошо обдуманные, но могущие служить основою мудрого управления и благих преобразований» (11). Генерал и сенатор знал, что пишет: именно он возглавлял военно-морскую экспедицию в Сочи в июне 1862 г., где уничтожил здание черкесского правительства (так называемое Великое Свободное собрание).

Внутренняя политическая структура Черкесии первой половины XIX в. была готова к резкому экономическому скачку — такому, какой преподнесла во второй половине XIX в. Япония (закрытая до того страна). Успешная трансформация этнических институтов и опора на древние этические нормы позволили японцам войти в XX в. сильной страной. Черкесии, Хабзэ которой уже не раз сопоставляли с японским кодексом Бусидо, помешала Кавказская война.

Изучение черкесского феодализма позволяет ответить на очень серьезный вопрос: за счет каких социальных факторов стала в принципе возможна демократизация в Натухае, Шапсугии, Абадзехии и других областях страны? Мы не сможем объяснить демократический переворот исключительно влиянием горного ландшафта или развитием морской торговли, хотя оба эти фактора крайне важны для понимания социальной специфики шапсугов. Есть много регионов в мире, где горы подходят вплотную к морю (например, в Средиземноморье), но далеко не везде мы наблюдаем социальную модель, схожую с черкесской. В пределах самого Кавказа мы не находим второго примера вассалитета или демократизации на почве вассалитета.

На Ближнем и Среднем Востоке в горах сохранялась та же деспотичная, унитарная структура власти, что и на равнинах. Если мы принимаем доводы, согласно которым у приморских черкесов до XVIII в. существовал институт княжеской власти, аналогичный кабардинскому, то мы должны понять, какие его характерные черты и принципы организации позволили достаточно плавно эволюционировать в сообщество самоуправляющихся территориальных кантонов. Как нам кажется, швейцарская аналогия здесь наиболее уместна.

Княжеская власть по типу русской или грузинской, на наш взгляд, была в принципе не реформируема и не свергаема соответственно. Она не дала бы развиться даже маленьким росткам самоуправления крестьянских общин. Такая власть не позволила бы нарушиться пропорции свободных и зависимых крестьян в пользу свободных. Авторитаризм Востока не признает никаких прав личности даже за служилой знатью. Боярин в Московской Руси — не более чем царский холоп.

Россия и Турция в этом плане очень схожи: неслучайно московские интеллектуалы (И. С. Пересветов и пр.) восхищались системой власти в османском государстве и всячески советовали Ивану IV, первому русскому царю, перенимать султанский опыт. Сходство в том, что и в России, и в Османской Турции управление было сосредоточено в руках одного человека (в Москве — царя; в Стамбуле — султана). Вторая черта, объединяющая эти режимы – всеобъемлющая государственная регламентация.

Совершенно иной характер феодальной эпохи мы наблюдаем в Западной Европе и Черкесии. В этих регионах утвердилась система вассалитета, при которой сосуществуют многие, пользуясь выражением Макса Вебера, собственники средств управления. Далеко не случаен тот факт, что целый ряд крупных европейских обозревателей подчеркивали франко-германский характер черкесского феодализма.

Примечания:

1. Интериано Дж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами. С. 47.
2. Паллас П.-С. Заметки о путешествиях... С. 216.
3. Монперэ Ф. Д. де. Путешествие по Кавказу. С. 437.
4. Рейнеггс Я. Всеобщее историко-топографическое описание Кавказа // АБКИЕА. С. 210.
5. Там же. С. 211.
6. Паллас П.-С. Заметки о путешествиях... С. 220.
7. Абрамович А. Очерк сословного строя в горских обществах Терской и Кубанской обла-стей // Сборник документов по сословному праву народов Северного Кавказа. Т. 1. Нальчик, 2003. С. 61.
8. Потоцкий Я. Путешествие в астраханские и кавказские степи. С. 227.
9. Монперэ Ф. Д. де. Путешествие по Кавказу. С. 437.
10. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. М., 1990. С. 157.
11. Колюбакин Н. П. Взгляд на жизнь общественную и нравственную племен черкесских // Русские авторы XIX века о народах Центрального и Северо-Западного Кавказа. Т. I. Нальчик, 2001. С. 184.

Дроздов И. Последняя борьба с горцами на Западном Кавказе

Прежде чем приступить к описанию некоторых военных действий при завоевании западного Кавказа, до сих пор мало-известных, или изложенных не всегда верно, желательно было бы познакомить читателей с сущностью кавказской войны и с характером кавказской армии.

Таких соседей, каковы кавказские горцы, иметь было неудобно. Наши сообщения с востоком подвергались многочисленным случайностям. Хотя ближайшее к Кавказу население, с небольшими пограничными отрядами, могло бы отстаивать само себя; но присоединение Грузии, жалобы грузин на частые и дерзкие набеги горцев принудили нас иметь отдельный корпус войск на Кавказе для того, чтобы сдерживать воинственные порывы черкесов, и умиротворить их. Употреблялись различные способы для достижения этой цели, но отсутствие правильной системы не приводило к желаемым результатам.

Война обратилась в хронический недуг, лечение которого требовало слишком дорогих пожертвований. В то время, как мы бродили ощупью и наудачу; — когда военные действия стали бесконечным турниром, где мы соперничали с горцами в отваге; — жизнь последних приобретала все более и более осмысленный вид; — действия их являлись решительнее и до того опасными, что для Кавказа потребовалась целая армия.

Удары, которыми предполагалось совершить завоевание края, кончались неудачами, поражениями, таковы: Ахульго, ичкеринский лес, Дарго и дела на восточном берегу Черного моря. В горцах наши неудачи поселили самоуверенность; но мы становились опытнее, - действия наши не были уже случайные.

Наместник Кавказа, фельдмаршал князь Барятинский, начертав общий план военных действий, установив правильную и прочную систему постепенного движения вперед и заселения пройденного пространства казачьими станицами, подарил Poccии Кавказ так неожиданно, что это поразило даже нас, кавказцев. И теперь, когда край умиротворен, когда вводится русское судопроизводство и учреждаются школы; когда горцы до того освоились с своим положением, что не чувствуют тягости русского владычества, казавшегося им прежде страшным; когда они приобрели свойства мирных, оседлых жителей, — не веришь, что когда-то это были заклятые враги наши, — что это были воины по преимуществу. Но таков ход исторических событй: там, где прежде розыгрывались кровопролитные дела, теперь проходит плуг пахаря.

Кавказская война, как война малая, не выработала никаких тактических правил, которые могли бы изменить устав и быть применимы в большой войне. Как Алжир не был военною школою для Франции, — так Кавказ не был тем же для России: но заслуга его все таки велика; — он дал образцовую армии.

Кавказский солдат получил такое прочное воспитание, что можно быть уверенным и в будущем за его честную и толковую деятельность.

С одной стороны, борьба за существование, с другой - уничтожение соседа отважного, неутомимого в наездах и грабежах, беспощадного в мести, с фанатическою ненавистью даже к имени христианина, - эта вековая борьба, этот своеобразный, требовавший подвижности, смелости, емкости и порядочного запаса энергии и терпения род войны, не мог не отразиться на характере кавказского солдата и не привиться к нему.

Разбросанность пунктов военных действий, разобщенное положение частей армии, различный характер местностей и племен с которыми приходилось иметь дело, без сомнения, различно отражались в кавказских полках, и придавали каждой части какую нибудь особенность, в ней преобладавшую, например: один полк отличался своими атаками, другой стойкостью при встречах с конницей, трети мастерским знанием рассыпного строя, четвертый сторожевою службою, и так далее. Подобное одностороннее развитие могло бы быть неудобно в армии сосредоточившейся, и могло быть пригодно, если и атака была поведена на полк, умеющий отражать нападение. Но дело в том, что всем полкам кавказской армии присуще одно общее свойство — необыкновенная смелость.

Армия Наполеона I была непобедима, но только в его искусных руках. Он составлял ее душу, ее жизнь, и когда он умер, французская apмия превратилась в бессильное тело.

Кавказская армия обязана своею славою не личности, не единичному человеку, а самой себе. Она самостоятельно выработалась до степени совершенства, на которой застаем ее в момент завоевания Кавказа.

Баш-Кадык-Лap и Кюрюк-Дара красноречивее всего говорят за личные достоинства кавказской армии. Сражения эти выиграны, благодаря самостоятельности, уменью смекать, быть во время там, где требуют обстоятельства, хотя бы то и нарушило красоту боевой линии. — Трудно, даже невозможно главнокомандующему предвидеть все моменты сражения, и своими приказаниями приготовить каждую часть отдельно.

Если нет связи в действиях полков, если полки не следят друг за другом, если части не в силах понимать важности взаимного положения и рутинно не расстроивать вида боевых линий — броситься, тогда как им приказано стоять, — такая армии хотя и побеждает, однако, по совести, она признается, что не знает как победила, и где надо искать источника ее победы.

Личная самостоятельность полков кавказской армии и многие другие качества, составляют ее могущество.

Связь между полками кавказской армии так сильна, что, не взирая на разобщенность положения, они коротко знают друг друга. Кабардинскому полку, так же дороги куринский, ширванский и прочие полки, как дороги ему его 15-я или 20-я роты. Вся кавказская армия — это дружная военная семья.

Такая-то рота не бежала от вчетверо сильнейшего неприятеля; теряя на половину состава в людях, она страшилась не гибели остальных, она боялась позора. Контроль в таких случаях был очень строгий; презрение товарищей было страшнее смерти.

Одиночное развитие, но не в смысле казарменной выправки, было доведено почти до совершенства. Солдат способен был думать не только за себя, но иногда, в случае надобности, и за офицера. Разве это не идеал солдатского образования? — Шестьдесят лет постоянной войны, бивачная жизнь — сблизили офицера и солдата. И горе, и радость были их общим достоянием, которым поделились честно. Солдат отдал офицеру свою силу, офицер солдату — свои сведения. Они пополнили друг друга. Солдат сознательно повиновался старшему. Он видел в повиновении порядок в настоящем и залог чести в будущем. Власть не давила его. Он ее не чувствовал. Отсюда — безграничное уважение к ней, соперничество в военных доблестях, сыновняя любовь к начальству, — слова «отец и командир», были выражение искреннее, не подобострастное. Разумная свобода отношений служила основанием администрации кавказской армии. Солдат отрекся от себя. Он весь, душею и телом, принадлежал делу, на которое обрек себя, и начальнику, который им руководил.

Ошибочно мнение тех, которые нарисовали себе кавказца пьяницей, буяном. Нет! Кавказец шел суровым путем, нес тяжкий крест. Некогда ему было пьянствовать и буянить.

Может быть, нигде эти пороки не вызывали такого презрения, как в среде кавказских солдат. Не доест, не доспит, сегодня сорок, завтра шестьдесят верст пройдет, послезавтра вволю наработается штыком, прольет слезу над убитым товарищем, помянет его сухарем; и так в продолжение всей длинной службы, пока не свалит его горская пуля, или не умрет он в лазарете.

Вот завал. Чудовище какое-то, которое ощетинилось тысячью винтовок. Его надо взять. Ротный командир перекрестился, указал на завал. С Богом, ребята!-ура! Грянул залп им навстречу, — и не прошло мгновения, как рота уже за завалом, гордая не победой, а честным исполнением долга.

Встретился овраг. Пехота перейдет, а кавалерия и артилеpия не двинутся. Надо пролагать дорогу, устроивать мост, вырубать деревья. Поэтому, нет в мире солдата, которого нельзя было бы назвать работником? Вот он, этот чудный кавказский солдат, с топором в одной руке, с винтовкой в другой, в оборванном полушубке, живой, вечно шутливый, грозный и бесконечно великодушный.

Война кавказская — война лесная и горная. Эта величаво-мрачная природа сама по себе производит впечатление тяжелое. Прибавьте к тому ловкого, отважного неприятеля и невозможность угадать время и место встречи с ним. Вступили в лес, — и лес, будто очарованный, ожил. Каждый куст, каждое дерево, каждый камень грозят смертью. Людей не видно; слышны только выстрелы, вырывающие из фронта солдат. Не знаешь, как силен неприятель; но избави Бог смутиться хотя на мгновение! Враг из за кустов зорко следит за этим. Шашки вон — и тогда от роты обыкновенно не оставалось ничего,- так быстры и решительны бывали в таких случаях натиски горцев... Человек, приучивший себя спокойно идти на опасность невидимую, но тем не менее ожидаемую, может быть назван воином.

Таков склад кавказской армии. Таков кавказец; это его характеристика. И не даром он облил своею кровью каждый аршин завоеванного края. Почва, им приготовленная, уже выростила поколение молодцев, которые гордятся своим происхождением и стараются сравняться с своими предками, пока еще в гражданских доблестях.

Я уже сказал, что каждая часть кавказской армии обладает личным характером пли типическою особенностию. Для примера хочу проследить боевую жизнь бывшего 19-го, ныне 2-го кавказского стрелкового батальона, о котором, к сожалению, или умалчивали, или превратно описывали его подвиги.

Батальон молодой. В год окончания кавказской войны, то-есть в 1864 году, ему минуло только семь лет; но это малое число лет прожито им не даром.

В числе других, весьма немногих батальонов, стрелки вынесли на плечах своих всю тяжесть походов и военных действий пшехского отряда. Кровью заслужили они то почетное место, которое занимают в рядах кавказской армии... и старые кавказские полки, известные по имени всей России, с удовольствием жмут руку молодому товарищу, и не отказывают ему в чести стоять наряду с ними.

Боевая жизнь батальона известна весьма небольшому кружку военного общества, особенно теперь. В немногих сочинениях о последних событиях на западном Кавказе, факты, относящиеся к 19-му кавказскому стрелковому батальону, искажены до невозможности узнавать их. Маленьким, ничего незначащим случаям придано серьезное значение, и наоборот, делам, имевшим влияние на исход экспедиции, придан такой вид, что не узнаешь их. Это можно обяснить неодинаковостью источников, на которых основывался рассказ. Большая может быть разница в показаниях об одном и том же деле участника в нем и историка, говорящего с чужого голоса, на основании рассказов или военных журналов, в которых нередко взгляд бывает с желаемой, а не с действительной точки зрения. Я лично имел возможность следить за действиями батальона, и потому расскажу как могу.

______________________

I.

Формирование стрелковых батальонов. Взвод стрелков в майкопском отряде в 1857 году. Набег на аул Асан-Шухой в 1858 году. Экспедиция майкопского отряда в Хамкеты в 1859 г.

Формирование стрелковых батальонов на Кавказе в 1857 году живо заинтересовало всех, считавших до тех пор горскую винтовку образцом огнестрельного оружия. Трудно представить себе что нибудь наивнее той железной трубки, под названием ружья, с которою кавказец шел побеждать горцев. Этого ружья, солдат наш, поистине, боялся более, чем боялся его неприятель.

Может ли что быть эфектнее горца, который, смеясь, не обращая внимания на батальоный огонь, подезжает на пистолетный выстрел к нашим колоннам, и из пистолета бьет солдат навыбор? И смешно, и оскорбительно!...

Ради сбережения людей и ради самолюбия их, надо было дать вооружение, которое не было бы пародией на ружья. Вот почему весть о новом вооружении, и потом совершившийся факт, живо заинтересовали всех.

Нам интересно было видеть и знать результаты наших выстрелов, и впечатление, которое произведут они на горцев. Еще интереснее были стрелковые батальоны, и как специалисты своего дела, и как владетели лучшего opyжия.

В 1857-м году, в сентябре месяце, командующий войсками правого крыла, генерал-лейтенант Козловский, вызвал из из формировавшегося еще батальона; один только взвод, в майкопский отряд для участвования в осенней экспедиции. Глядя на этот взвод, мы убедились, что слово «отборное войско» есть вместе с этим и дело. - Трудно представить себе что нибудь лучше и отважнее этих молодцев, щеголявших и собою, и своим оружием. Не было перестрелки, из которой они не возвращались бы героями. Особенно в одном деле, бывшем на рубке леса, на горе, против мостового укрепления в Майкопе, взвод, заливаясь кровью, потеряв смертельно-раненым своего молодца начальника, подпоручика Горлова, сорвал первый лист для венка, которым украшен ныне батальон.

С открытием военной экспедиции 1858 года, две роты стрелков были назначены в состав майкопского отряда.

Весна и лето прошли в ежедневных нарядах, то в лес, где кубанский полк заготовлял себе материалы для постройки новой штаб-квартиры, то за провиантом в Белореченское укрепление, на фуражировки, на покосы. При этом бывали перестрелки, но незначительные.

Летние занятия 1858 года были закончены экспедициею на северо-восток от Майкопа, для рекогносцировки сообщения между Майкопом и Лабинскою станицею. Двадцать один день находились войска в этой экспедиции. Ни особенных трудов, ни сколько нибудь замечательных перестрелок не было. Прорубили леса на сообщении и возвратились в Майкоп. Пронесся слух, что войска скоро будут распущены на отдых по зимним квартирам. Начали понемногу готовиться к выступлению.

Но вот, неожиданно, в ночь с 26-го на 27-е ноября, приказано быть готовым - не для выступления на линию, а для набега на ближайший к Майкопу егерукоевского племени аул Асан-Шухой.

Много прелести, много фантастического в этих ночных движениях; - шопотом передаваемые приказания, гробовая тишина массы людей, которыe едва не на ципочках пробегают пространства в пятнадцать и двадцать верст; рассвет, застали войска близ атакуемого аула, крики ура! выстрелы, зарево горящих сакль, плач детей, вопли женщин, - может быть ужаснее, эфектнее такой картины? Всем было известно, что аул, избранный для набега, находится в дремучем лесу, окружен множеством завалов и защищается жителями племени чрезвычайно воинственного.

Еще в 1850 году, начальник правого фланга, генерал-мaйор Евдокимов, сделав набег на этот аул, имел жаркую перестрелку, при чем было до двухсот человек раненых и убитых.

В два часа ночи, колонна из пяти с половиною батальонов, с соответствующим числом артилерии и кавалерии, под начальством генерал-майора Рудановского, выступила из Майкопа. Почти бегом прошли войска двадцать верст и перед рассветом были близ аула. Дано было несколько минут отдыха; затем, устроен боевой порядок. Войска, назначенные на штурм, двинулись вперед. Могильная тишина встретила атакующих: в ауле не только жителей, но даже признаков жизни не было заметно.

Двум ротам 19-го стрелкового батальона приказано было охватить аул с правой стороны. Все уже находились на назначенных местах, аул запылал; но ни выстрлов, ни гика черкесского не было слышно. — Батальоны, зажигавшие аул, уже отступили; наконец, и стрелки тронулись. Завязалась небольшая перестрелка. Набег окончился мирно. В отряде была самая ничтожная потеря.

Кавказские войска измеряли степень заслуг своих - количеством потери. Бывало очень много движения, весьма серьезных и важных, по результатам достигаемым, но если они совершались без потери, то глядели на них вскользь. В кавказской войне была цель общая - завоевание Кавказа. В различных пунктах военных действий оно совершалось различно. Так, например, история завоевания левого крыла вся переполнена блестящими схватками, кровопролитными делами.

Сюда было устремлено общее внимание; - это крыло сильнее действовало на воображение. Наоборот, на правом крыле, те же самые результаты и с такою же быстротою достигались с весьма незначительными пожертвованиями.

Давая весьма невыгодное понятие о доблестях неприятеля, это обстоятельство, вместе с тем, умаляет заслуги войск. Поэтому, стремление к схваткам, чувство гордости при виде большого числа раненых и убитых, ради громкой реляции, простительны воину, который, не входя в политико-экономические расчеты, заботится о блеске именно той части, в которой служит.

Неприятель, с которым мы имели дело, был не слабее и не трусливее горцев левого крыла, но условия местные и превосходное opyдиe ставили его почти в невозможность открыто бороться с нами. Встреч неожиданных благоразумие заставляло нас избегать.

Правильная система войны, короткие движения вперед, не иначе, как с целью укрепиться, отсутствие всяких военных порывов — вот причины, вследствие которых завоевание западного Кавказа совершилось, относительно, с меньшими пожертвованиями и не придало блеска последним дням кавказской войны.

Но были и на правом крыле экспедиции трудные и блистательные: например, зимняя экспедиция 1859 года из укрепления Майкоп вверх по Белой речке до укреплением Хамкети.

21-го января 1857 года в укреплении Майкоп собрался отряд под начальством генерал-майора Преображенского. Начальником пехоты действующего отряда был назначен полковник Генинг, пользовавшийся популярностью не только в войсках, но и в горах.

В кавказской эпопее, как и в греческой Илиаде, были свои Ахиллы. Делаю маленькое отступление, чтобы рассказать случай из боевой жизни полковника Генинга, не лишенный интереса.

В 1850 году полковник Генинг командовал 2-м линейным батальоном, расположенным в Белореченском укреплении, ближайшем в то время к неприятелю пункт. Из укрепления он часто делал набеги на ближайшие аулы, всякий раз весьма удачно, вследствие верных показаний лазутчиков, с которыми щедро расплачивался.

Однажды лазутчик полковника Генинга, горец Хаджи-бек, предложил ему набег к низовьям реки Пшехи, обещая богатую добычу и уверяя, что горцев там очень мало, так как они в числе пятисот всадников отправились грабить наши станицы.

Полковник Генинг взял роту пехоты, сотою казаков и одно орудие и направился к избранному аулу. Горец не обманул. Набег был чрезвычайно удачен; — отбито было тысяч до трех баранов, штук пятьсот рогатого скота и несколько лошадей. На обратном пути отряд наткнулся на партию горцев, возвращавшихся из наезда на наши линии.

Загорелась чрезвычайно живая перестрелка. Атаки горцев были весьма настойчивы. В нашем маленьком отряде было уже человек двадцать потери, что, однако, не мешало ему отступать спокойно. При переправе через один небольшой, но болотистый ручей, завязло орудие. Стоило немалого труда вытащить его. Немного погодя, сломалась орудийная ось. Остановка длинная. Горцы, заметив это, сделались еще настойчивее. Дело происходило в лесу. В таких случаях важно сохранить присутствие духа. Полковник Генинг не потерялся. Пехоте приказано было лечь, кавалерии спешиться, а между тем не мешкать чинить ось в орудии. Людям, не составлявшим прикрытие, велено было развести костры; словом, в действиях отряда являлись все признаки того, что он как бы избрал себе это место для ночлега. Горцы, оставив наблюдательные посты, удалились, в полной уверенности, что отряду не ускользнуть из их рук, Тем временем, ось орудийную починили, отряд начал отступление. Пока караульные дали знать уже далеко отъехавшим горцам о движении русских, отряд успел выбраться на безопасное место и вскоре прибыл в укрепление. Подобных случаев в жизни полковника Генинга было немало, а потому он пользовался в войсках правого крыла большою популярностью.

24-го января 1859 года отряд выступил из Майкопа в следующем составе: три батальона кубанского полка, два - севастополского, один линейный батальон, две роты 19-го стрелкового батальона, одна рота сапер, взвод конных казачьих, взвод легких, взвод батарейных орудий, конно-ракетная команда и одна сотня казаков; при отряде следовал большой колесный обоз. Цель экспедиции была — рекогносцировка местности через майкопское ущелье, от Майкопа до урочища Хамкети. Чтобы облегчить наступление майкопскому отряду, назначен был другой отряд, под начальством генерал-майора Войцицкого. Этот отряд должен был двигаться с противуположной стороны от укрепления Калюджи, что на Лабе. Войска генерала Войцицкого, наступая к Хамкети одновременно с майкопским отрядом, имели обязанности отвлекать от него партии горцев, и, таким образом, давать ему возможность успешнее двигаться вперед.

Цель экспедиции не была достигнута по причинам, о которых нельзя умолчать.

Майкопский отряд, готовясь к экспедиции в местность незнакомую, пересеченную, при чрезвычайно глубоком снеге, вместо того, чтобы быть легче и удобоподвижнее, взял с собою колесный обоз. Пример не новый, что повозки бывали не только помехою, но часто и причиною катастроф в кавказских экспедициях. Время на войне — главный двигатель успеха, а в кавказской, с таким быстрым и предприимчивым противником, каковы были горцы, и при движениях вперед почти ощупью, в местности гористой, и подавно - колесный обоз, задерживая на переправах, при подъемах и спусках, более чем удвоивает время движения. Путь выбирается удобный не в стратегическом отношении, а там, где лучше для повозок. Главные силы сосредоточиваются обыкновенно близ обоза, для прикрытия его; даже из войск, исключительно предназначенных для боя, отделяется значительное число солдат в помощь лошадям. Можно было пожертвовать некоторыми удобствами, ради серьезной экспедиции, и взять с собою вьюки.

Отряд генерала Войцицкого состоял преимущественно из кавалерии. Обоз там был небольшой, ибо все имущество казака с ним же на коне. Местность, по характеру своему, не представляла серьезных препятствий для движения. Назначение отряда было очень важно для наступающих от Майкопа: тем не менее, генерал Войцицкий, отойдя верст тридцать от Лабы, вернулся назад, даже не предупредив о том; ссылаясь на то, что горцы сожгли свое сено на пути следования, а потому нечем было кормить лошадей.

В майкопском отряде была одна только сотня кавалерии; но число лошадей артилерийских, подъемных и офицерских было разве немногим менее наличного состава кавалерии генерала Войцицкого. Горцы и здесь жгли свое сено в виду приближавшихся войск. Семь дней находился отряд в экспедиции, и за это время, при очепь скудном корме, ни одна лошадь не пала от истощения, — а труды были тяжкие.

Отряд генерала Войцицкого был назначен не для живых блестящих кавалерийских атак, в них не было надобности, да и казаки встречали соперников, которым они могли только подражать. Всадника же, как ношу, лошадь может выдержать в продолжение семи дней при самом скудном содержании. Словом, причин важных и уважительных для отступления не было; между тем майкопскому отряду предстояло выдержать удар, который должен был разделиться на двоих, - и этот удар был отражен блистательно.

Первый переход вверх по ущелью отряд cделал в двенадцать верст. Горцы не встречались. Ночевал отряд на правом берегу pеки Белой, над переправой к урочищу Топогуап.

С рассветом 25-го числа, две роты 19-го стрекового батальона посланы были правым берегом реки, занять позиции и с нее обстреливать левый берега. Левый берег р. Белой, против позиции, указанной стрелкам, был довольно сильно укреплен. На нем, перпендикулярно к реке, горцы возвели бруствер, защищавши подъем на возвышенность берега. Вероятно, от реки бруствер имел фланговую защиту, но от времени, подмываемый быстрым течением Белой, обрушился, и фланг остался незащищенным. За бруствером было замечено человек до двухсот горцев. Одновременно с фланговым движением стрелков, с фронта на бруствер двинут был в атаку второй батальон кубанского полка. Поражаемые с фланга огнем стрелков и видя наступающий батальон, горцы, после весьма слабого сопротивления, отступили. Берег был занят кубанцами, которые тотчас же приступили к пробиванию бреши в бруствере, чтобы очистить дорогу для обоза. Долго пришлось поработать; наконец, брешь пробили, и отряд начал переправляться через Белую. Переправа совершалась чрезвычайно медленно. Спуск к реке был довольно крутой, брод глубокий, повозки опрокидывались, безпорядок был, как и всегда в подобных случаях. Только к пяти часам пополудни отряд стянулся на левом берегу Белой, на урочище Топогуап, сделав в продолжение двенадцати часов переход в две версты. Потери в этот день не было.

26-го января отряд ринулся вверх по Белой, левым ее берегом. Местность была совершенно ровная, открытая, изредка поросшая кустарником. Впереди стали показываться горские наездники - по два, по пяти и более человек. Вправо, на горе, по дороге к Курджипсу, появилась довольно большая партия горцев. От нее отделилось несколько джигитов, видимо ради того только, чтобы погарцовать, и похвастать лошадьми: они подскакивали довольно близко. Это были панцырники, слишком расчитывавшие на свою неуязвимость; но, с штуцером плохи шутки, панцырь тут ненадежная защита. Стрелки испробовали свое орудие на господах панцырниках, и когда одним из выстрелов свалило всадника с лошади, у остальных охота забавляться прошла, и они отъехали на весьма почтенное расстояние.

Отряд двигался, не встречая никаких препятствий на пути. Впереди открылся аул, и что всего более обрадовало всех - это стоги сена. Отряд прибавил шагу. Вот уже и недалеко остается.... но замелькали всадники между саклями и стогами, мгновенно запылали сено и аул, и когда отряд дошел до этой страстно желаемой цели, от аула остались угли, а от сена — пепел. Действительность горькая, но не помириться с ней обстоятельства не позволяли.

Переход был сделан большой, двадцать восемь верст по глубокому снегу, да уже и поздно было, а потому отряд остановился на месте сожженного аула.

Надо было и отдохнуть, и подать медицинское пocoбиe казакам, раненым в этот день на фуражировке.

Во время следования отряда от ночлега Топогуап, один из офицеров заметил вблизи от дороги два стога сена. Доложили начальнику отряда генерал-майору Преображенскому. Сено показалось так близко, что было приказано забрать его. Назначили колонну, из двух рот 19-го стрелкового батальона, сотни казаков, двух конных орудий и ракетной команды. Колонна, взявши в полоборота налево, направилась к сену, но, по мере приближения к стогам, оказалось, что они находятся на правом берегу Белой. Подойдя к переправе, колонну расположили следующим образом: стрелков по уступам левого берега, орудия над стрелками, так что, после каждого орудийного выстрела, шпигеля падали между солдат и, к счастию, никого не ушибли; казаков отправили на правый берега реки забирать сено, сложенное близ небольшого ayла.

Таким образом, все прикрытие осталось назади. Предстояло ожидать, что выйдет: радоваться удали или сокрушаться о казачьей беде? На последнее можно было расчитывать вернее.

Казаки переправились через Белую, подскакали к стогам, спешились и стали вязать вьюки сена. Нашлись охотники полюбопытствовать, не осталось ли каких нибудь драгоценностей в брошенных саклях. Вдруг, раздается залп с ближайшей горы; затем, слышится гик, — и не прошло мгновения, как горцы сидели на казачьих плечах. Смятение было неописанное. Тут уже было не до сена. Растерявшись от неожиданности, казаки, врассыпную, кто как попало, давай только Бог ноги, бросились обратно к переправе, оставив и вьюки, и часть лошадей горцам. Все это время, войска, находившиеся в прикрытии, были зрителями; но благоразумно ли было в подобном случае ожидать приказаний? Взвод, под начальством прапорщика Пащенко, бегом спустился к переправе и в брод почти по плечи перешел реку. Не смотря на быстроту, с которою взвод как бы перекинулся на другой берег Белой, было уже поздно. Горцы, заметив спускавшуюся к ним пехоту, сели на лошадей, да и были таковы. Пришлось утешиться несколькими выстрелами, посланными им в догонку. Подобрали раненых казаков, перенесли их через Белую, cенo забрали, аул сожгли; затем, колонна, присоединившись к отряду, ожидавшему ее, продолжала следование с ним до аула Анзорова, где отряд расположился на ночлег. Казачьи раны были не опасны, все были произведены шашками, да еще второпях, за отбитых лошадей, кажется, поплатился начальник колонны, так как главная вина падала на его искусство располагать войска. Игра в чет и нечет: не посчастливилось отгадать.

От аула Анзорова отряд должен был переправиться на правый берег Белой. Правый берег был очень высокий, лесистый, весь пересеченный оврагами и имеющий вид входящего угла. Надлежало всходить на него под сосредоточенными выстрелами горцев, которых было там не мало. Окраины берега были застроены саклями. Это был аул Хапачухабль.

Атаковать берег назначены были две роты стрелков. Чтобы хоть немного облегчить стрелкам атаку, два батарейных орудия получили приказание обстрелять высоту.

Быстро спустились стрелки к Белой, бросились в реку, почти переплыли ее — так был глубок брод — и, осыпаемые градом пуль, не теряя строя, взбежали на гору. Редко даже на ученьях и на маневрах случалось мне видеть такую стройную атаку. Горцы не выдержали удара, отступили, едва успевши подобрать своих раненых.

Берег был занят. Неприятель удалился. Стрелки воспользовались временем, чтобы согреться и обсушиться. Мороза было градусов семь. Переправляясь через Белую, стрелки промокли насквозь. Пока успели подняться на гору, платье оледенело, от холода зуб на зуб не попадал. Занятая местность была открытая; опасности не предстояло, а потому, сломавши несколько ближайших сакль, стрелки зажгли костры и расположились у огней.

Атака горы стоила стрелкам одного убитого и семи человек раненых нижних чинов.

Едва к вечеру поднялась последняя повозка отрядного обоза. Отряд расположился на ночлег. Солдаты разбрелись по аулу набирать сухого леса для костров. Без драки не обошлось. Солдату и казаку понравилась одна и та же доска. Чтобы решить спор, казак выхватил пистолет и выстрелил в солдата. Доска сделалась собственностью казака, потому что раненый солдат выпустили ее из рук; сбежались солдаты, обезоружили казака и привели к своему начальству. Не так трагически, но редко в подобных случаях дело обходилось без драки. Самый задорный народ были фурштаты. На фуражировки они обыкновенно отправлялись верхом на своих лошадях. От отряда их набиралась порядочная кавалерия, которую на Кавказ называли "фараоновым войском". Атаки фурштатов на аул, где предполагалось сено или зерно, были неудержимы. Ни приказания начальства, ни цепи — ничто не могло остановить их, и попадись им кто нибудь в ауле, хотя бы даже свой, долго у того болели бока. Да и между собой фурштаты обыкновенно передерутся; и редко возвращались они в лагерь без синяков и разбитых рож.

На одной высоте с нами собралось скопище горцев, тысяч в десять, и расположилось ночевать верстах вдвух от нашей позиции. Численность наша не превышала 2500 человек, из которых разве половина могла вступить в бой: остальные составляли прикрытие обоза. В зрительные трубы мы рассмотрели у горцев два орудия. Имея такого близкого и такого многочисленного соседа, надо было каждую минуту быть настороже. Да и вообще, десятитысячное скопище произвело впечатление несовсем приятнoe. Забрались в трущобы порядочные, о Войцицком ни слуха, ни духа. Солдатам на ночь приказано быть в амуниции, спать у ружей, цепь усилить, без особенного приказания не стрелять, больших костров не разводить.

Безукоризненный порядок должен господствовать в войсках во время ночных тревог. Только тогда офицеры могут управлять своими частями. Стоит одному человеку выстрелить, чтобы все фасы лагеря загорелись огнем. Не давая себе отчета в том, что делают, солдаты перестают исполнять команду офицеров, и еще счастье, если в сумятице они не перестреляют друг друга, — чему бывали иногда примеры. Вся забота офицеров состояла в том, чтобы удерживать солдат от выстрелов, еще и потому, что выстрелы наши, не нанося вреда неприятелю, только открывали бы ему расположение войск. С полуночи горцы подвезли орудия ближе к нашему биваку и открыли огонь. Из двадцати ядер, брошенных в лагерь, одним убило в кубанском батальоне юнкера Каменского, а другое упало в казачью коновязь и оторвало ногу лошади. Едва окончилась орудийная пальба, как против фаса, на котором были расположены стрелки, раздался залп винтовок из двухсот. Офицерские палатки были буквально пронизаны, как решето. Вслед за залпом горцы загикали, как бы показывая намерение броситься на лагерь. Мгновенно роты стали в ружье, ожидая нападения с минуты на минуту. В таком положении войска встретили рассвет. Убитого юнкера похоронили, сравняли его могилу, зажгли костер над нею (Это делалось на Кавказе для того, чтобы скрывать могилы от горцев, которые, разрывая их, вынимали трупы и делали над ними всевозможные поругания.), сыграли по возам, затем сбор. Войска начали строиться в следующем порядке: авангард из двух с половиною батальонов, при двух конных орудиях, имея в голове стрелков; обоз прикрывался четырьмя с четвертью батальонами, дивизионом орудий, сотнею казаков и конно-ракетною командою. Авангардом командовал полковник Генинг.

От аула Хапачухабль отряд двинулся на восток от Белой. Местность, по которой двигался отряд, была такая: от аула на восток простиралась версты на три поляна, замыкающаяся довольно отлогою высотою, подошва которой по всему ее протяжению была одета лесом шириною с версту. То место высоты, на которое отряд направился, было увенчано каменными памятниками, общие виды которых изображал небольшой редут. Там, где пролегала дорога, лес был довольно редкий. Высота называлась Финфт, по речке, омывающей ее восточную отлогость.

Отсюда начинались новые хозяева: егерукоевцы, мохошевцы и верхние абадзехи. Радушно ли они примут незванных гостей? Не доходя с полверсты до леса, полковник Генинг остановил авангард, чтобы рассмотреть местность и избрать по возможности удобный подъем на высоту. Из-за памятников выглядывали бритые головы горцев, блестели наведенные винтовки. С высоты спустился горец, навстречу ему выслали переводчика. Переговоры открылись почти на расстоянии ружейного выстрела. Крик подняли истинно азиятский. Вероятно, обошлось не без перебранки, потому что горец, плюнувши, ускакал на высоту, а переводчик вернулся к авангарду видимо обиженный. Во время этой короткой остановки, полковник Генинг ycпeл несколько ознакомиться с местностью. Оказалась дорога несколько правее той, по которой мы шли. Она выходила на высоту во фланг памятникам.

Двум ротам 19-го стрелкового батальона, при двух конных орудиях, приказано было взять высоту. Всегда спокойный и невозмутимый, полковник Генинг подъехал к стрелкам и шутя сказал им: "Ребята, говорят, что горцы не хотят нас пускать на гору. Подите, скажите им, что это неправда". Дружное "слушаем, ваше высокоблагородие!" было ему ответом. Быстро прошли роты перелесок, приблизились к подошве и, осыпаемые пулями, взбежали на высоту. Третья рота направлена вправо, по гребню высоты; четвертая бросилась на памятники, выбила засеших там горцев, которые отступили на восточную покатость горы. В этот момент орудия были уже на высоте; в карьер подъехал взвод к памятникам снялся с передков и стал громить картечью отступавших горцев до тех пор, пока они не скрылись в лесу, одевающем берега речки Финфт! Вслед за стрелками поднялись остальные батальоны авангарда — гребень высоты заняли, ожидая дальнейших приказаний. Одновременно с авангардом отряд горцев занял противуположную оконечность высоты на юге, не вступая с нами в дело.

Магомет-Эмин, предводительствовавший горцами, сберегая главные силы и высылая к нам для перестрелок небольшие партии, видимо старался утомлять нас и истощать наши боевые запасы, зная слабость нашего солдата выпускать десятки патронов там, где можно было бы обойтись одним. Уже много лет спустя, можно было приучить солдата к благоразумному употреблению патронов.

Можно предположить также, что предводитель горцев не вступал с нами в дело, не расчитывая на верный успех атаки. Горцы неподражаемо хорошо умели преследовать рассыпным строем. Такой образ ведения войны и обратился у них в систему. Другой порядок был для них невообразим. Встретить или атаковать — они, по неимению глубокого строя, не могли. В подобных случаях они всегда терпели поражение; могло бы случиться это с ними и в этот раз, как было в 1849 году близ Карагоя, когда Магомет-Эмин пытался остановить русских; но, разбитый на голову, едва мог спасти свою жизнь от своих воинов, раздраженных неудачею. То, что, хотя и с трудом, сошло с рук в 1849 году, могло дурно окончиться в 1859-м, а потому предводитель горцев благоразумно не испытывал судьбы. Видя слабое сопротивление их у памятников, и полагая, что русские понесли ничтожную потерю, Магомет-Эмин отрядил человек восемьсот пехоты с тем, чтобы затеять перестрелку с войсками, прикрывавшими обоз, который уже приближался к высоте. Все, что мог авангард сделать, это послать предупредить главную колонну. Каждый отдельный пункт, занятый войсками авангарда, был так важен, что, разбивая силы его, отделением какого нибудь батальона, можно было повредить себе гораздо существеннее, сравнительно с тою помощью, которую отделенный батальон мог оказать главным силам. По этой причине авангард остался на занятых позициях. Движение горцев, скрытых лесом от главных сил, было совершено с такою быстротою, что не прошло и десяти минут, как во всех цепях, прикрывавших обоз, загорелась оживленная перестрелка. Русское ура и горский гик не умолкали до тех пор, пока обоз не поднялся на высоту. Далее в этот день двигаться было нельза по причинам, о которых будет сказано ниже, а потому отряд расположился близ памятника на ночлег.

Потеря состояла из пяти нижних чинов убитых и одного офицера севастопольского полка и 45 нижних чинов раненых разных батальонов.

Позиция, избранная для ночлега, была неудобна. Лошадей на водопой водили вниз версты две от ночлега, под большим прикрытием, что не обходилось без перестрелок. Ужин для солдат нельзя было варить по неимению вблизи воды. Удалось некоторым натопить снега для ротных котлов, а другим и этого нельзя было сделать, потому что ближайший снег весь собрали, а далее приходилось его брать под горскими пулями. Решились лучше не ужинать, чем увеличивать число раненых.

В горной войне раненые слишком обременительны. Под тяжело раненого солдата требуется не менее четырех человек прислуги; так что, ежели в роте 10 человек раненых, то из строя выбывает 50 рядовых. Кавказские роты редко выходили в строй, не имея сто штыков; по большей части 80, 90 человек, так что, за убылью раненых и носильщиков, в роте оставалось 25 — 30 человек. С такою ротою далеко не уйдешь. — Эта причина часто заставляла избегать столкновения с горцами и беречь людей для более важных случаев, а в эту экспедицию впереди еще предстояло много.

Вечером, 28-го, собран был совет для решения вопроса, продолжать ли двигаться вперед или отступить в Майкоп. Полковник Генинг выразил свое мнение таким образом:

«От ночлега нашего до Хамкети осталось слишком сорок верст. Дорога неизвестная и, может быть, неудобная для движения отряда с артилерией и обозом; придетсяя разработывать ее на каждой версте, - что будет нас задерживать. Всякое, сколько нибудь значительное препятствие надобно одолевать не иначе, как с боя, и ежели до сих пор, по лучшей дороге, горцы не [409] пропуcкали случая поменяться с нами выстрелами, то далее, и в то время когда нам труднее будет возвращаться, они, нет сомнения, будут настойчивее и pешительнее. Пять дней отряд находился в экспедиции: мы прошли только 45 верст, не взирая на довольно сносный луть. Лошади утомились: уже сутки они без клока сена, а между тем, не выходят из упряжи. Сухарей у солдат осталось на два дня. Из фронта убыло много людей. В пять дней постоянных, хотя и небольших перестрелок, солдаты израсходовали свои патроны; есть запасные, но, судя по предыдущему, можно сомневаться, что их достанет в момент особенно важный. Двое последних суток войска не выходят из под ружья; такое положение утомительно. Гладя на массу собравшихся горцев, можно сказать утвердительно, что генерал Войцицкий не двигается к Хамкети. По мере нашего движения вперед, силы горцев будут увеличиваться, а наши — уменьшаться. Движением нашим мы не наносим горцам удара, от которого зависит участь войны на Кавказе: это не более, как рекогносцировка, и притом, недостаточно обдуманная, — иначе мы могли бы обойти многие затруднения. Попасть в положение критическое легко, да трудно выбраться из него. Бросить вагенбург на Финфте и двигаться далее налегках было бы возможно, но откуда взять сухарей? На это потребуется, с обратным двяжением, шесть суток, а у нас запасов только на двое суток».

Изложивши все это, полковник Генинг предложил отступление, на которое все присутствующие согласились.

В ночь с 28-го на 29-е января, последовало следующее приказание:

«Обоз, под прикрытием 3 1/4 батальонов, четырех орудий, сотни казаков и ракетной команды, по особому приказанию через адъютантов, без боя барабанщиков и горнистов, выступает до рассвета, направляясь обратно к аулу Хапачухабль. Ариергард, из 3 1/2 батальонов и двух батарейных орудий, под [410] начальством полковника Генингa, ждет рассвета на занимаемой позиции и только тогда начинаете отступление».

Все дело заключалось в том, чтобы обоз мог спуститься к Белой и переправиться через нее, не будучи замечен горцами. Хитрость эта не удалась. Целую ночь простоял отряд под ружьем. Безпрерывные залпы горцев по всем фасам лагеря, орудийная пальба, гиканье не дали сомкнуть глаза ни на минуту. В войсках не было заметно уныния, но грозная обстановка видимо производила на солдат впечатление сильное. На их серьезных лицах выражалось ожидание чего-то непохожего на обыкновенные кавказские перестрелки. Шуток в лагере не слышалось; костров не было. Эта-то торжественная тишина порождала какое-то тяжелое чувство в новичках, которым битвы рисовались чем-то очень картинным и веселым, а в действительности, являлись утомительные переходы, бессонные ночи и вечное ожидание чего-то необычайного. Я был еще очень молодой офицер, неокуренный пороховым дымом, и признаюсь, хоть не трусил, но охотно променял бы такую экспедицию на покойную стоянку, и желал одного — скорейшего конца: пусть хоть убьют, лишь бы выйти из томительного положения.

Вскоре после отступления обоза, начал строиться apиepгapд в следующем порядке: севастопольский батальон в левой цепи, линейный - в правой; две роты 19-го стрелкового батальона и два батарейных орудия - в хвосте колонны. Рассвет застал войска готовыми вступить в бой. Медленно потянулся ариергард вдоль хребта. Первый момент горцы были изумлены; так неожиданно было для них наше отступление. Но замешательство их продолжалось недолго. Масса кавалерии, тысячи в три всадников, спустилась с высоты и поскакала наперерез обозу, а остальные ринулись на ариергард. Заблистали выхваченные из чахлов винтовки, раздался выстрел, другой, все жарче и жарче, - и, наконец, все слилось в неумолкаемый грохот орудий и дробь ружейного огня. Тихо отступали стрелки, делая то шаг назад; то два вперед. Пешие горцы надвигались так близко, что можно было видеть в лицо каждого; но, как уже было говорено, атаки массами им не удавались. Так провожали горцы ариергард до памятников, откуда начинался спуск в долину. Высота была отлогая и широкая. Пехота горская раздвоилась, из-за нее вихрем вынеслось человек пятьсот всадников. Шашки наголо, с распущенными поводьями, эти кавалеристы, казалось, должны были смять все, что попадется им по дороге. Но надо было видеть и стрелков, выжидавших бешеной атаки. Спокойные, серьезные лица и уверенность в себе ручались, что атака будет отбита. На штык нечего было надеяться, потому что его не было; один огонь должен был остановить атаку. На сто шагов, роты встретили горскую конницу таким огнем, что и теперь не даешь себе отчета, были ли это штуцера, с трудом заряжавшиеся, или скорострельные винтовки? Лошади горцев замялись; наконец, шагах в десяти и совсем остановились; два или три всадника ворвались в колонну, но были сорваны с коней и убиты. Атака не удалась. Пока горцы успели повернуть лошадей, их расстреливали почти в упор. Спешенные, под которыми были убиты лошади, бросались на колонну и погибали под выстрелами. Экстаз солдат был так велик, что из рядов вырывались смельчаки навстречу бросавшимся горцам. Прапорщик Пащенко и подпоручик Бутми-де-Кацман ранены, но не оставляют строя; — наскоро перевязав раны, они продолжают командовать своими взводами. В артилерии почти вся прислуга перебита. Командир взвода, поручик Веденский, вооружается банником, становится за первого нумера и сам заряжает орудие. Стрелки оказывают чудеса храбрости: — юнкер Нордстрем, с горстью людей, почти из рук горцев, вырывает тела убитых солдат, брошенных линейным батальоном. Солдаты дерутся почти в одиночку. Рядовой Дадарчук врывается в ряды горцев и, осыпаемый градом шашечных ударов, весь облитый кровью, возвращается к товарищам, волоча за собою труп убитого им горца. Схватки на каждом шагу, ни одна из сражающихся сторон не поддается. От порохового дыма становится трудно дышать. Ариергардная колонна охвачена со всех сторон, везде идет одинаково ожесточенная борьба. Атака следует за атакой, но всякий раз отражена. Удача за удачею в кремень превратила этих пехотинцев; — всякий удар об них извлекает только огонь. Снег залит кровью; но это не охлаждает горцев, — они становятся еще яростнее.

Видя полную безуспешность кавалерийских атак на фронте ариергарда, Магомет-Эмин послал пехоту ударить в правый фланг этой колояны. Правый фланг прикрывался линейным батальоном. Скрытые лесом и дымом, пешиe горцы подошли к цепи и с гиком бросились на нее. Цепь дрогнула, повернулась кругом и на плечах внесла горцев в середину колонны, к орудиям, в тыл стрелкам. Уже горцы были на орудиях, рубили отвозы; но артилеристы и второй взвод четвертой роты 19-го стрелкового батальона, первые банниками, и кто чем попало, а стрелки, взявши ружья за стволы, прикладами — выгнали смельчаков, при чем не мало их легло близ орудий! Сбитая цепь оправилась, бросилась на горцев и, отбросив их; вступила в свои места.

Главная колонна все это время благополучно и спокойно двигалась. Уже ей оставалось не более полуверсты, или еще менее, до спуска к Белой, как внезапно из-под горы, навстречу авангардному батальону, вышли тысячи полторы горцев и, опустившись на колена, открыли непрерывный огонь. Батальон, шедший в авангарде, остановился, пораженный неожиданности. Горцы усилили огонь. Возбуждаемые начальниками, солдаты крикнули ура! Горцы, показывая вид, что уступают, скрылись под гору; но не прошел батальон и двадцати шагов, как навстречу ему вышла новая партия. Батальон снова остановился, окончательно сконфуженный. Горцы начали подвигаться вперед; дело загорелось на всех фасах. Положение было очень плохое; но, благодаря энергии и смелости подполковника Шестакова, который личным примером поднял упавшую в солдатах бодрость, батальон, следовавший в авангарде, бросился на горцев и штыками проложил себе дорогу к переправе. Боковые цепи протянулись вниз к переправе. Обоз начал спускаться.

До какой степени было настойчиво преследование, можно судить по чрезвычайно медленному движению отряда. В четыре часа утра началось отступление, и только к двум часам пополудни подошли войска к аулу Хапачухабль, сделав в продолжение одиннадцати часов времени переход в четыре версты. Потеря в войсках была весьма значительная; солдаты утомились; — только половина дела была совершена.

Местность, пройденная при таком безпощадном преследовании, была почти открытая и с одним весьма отлогим спуском. Впереди же apиeprapду предстояло спускаться шагов четыреста с высоты крутой, изрытой, одетой лесом, и, спустившись, тотчас переправляться через Белую по весьма глубокому броду.

В артилерии осталось очень мало снарядов. В пехоте по три, по четыре — не более — патронов. Горцы не удалялись. Подойдя в аулу Хапачухабль, ариергард расположился полукругом, связавшись своими флангами с цепями, которые были протянуты поперек высоты для прикрытия обоза, спускавшегося с горы к переправе через Белую.

Главная колонна была уже на левом берегу реки. Очередь была за нами; но как? без патронов, в составе, почти наполовину меньшем, вследствии убыли раненых и убитых солдат. Горцы, групируясь в различных пупктах, сообразно нашему расположению, очевидно, решились обрушиться всеми силами на apиepгард, при спуске его с горы. Во всех цепях поддерживалась перестрелка, хотя и весьма вяло, по недостатку патронов.

Положение было безвыходное... Спас туман. Пока ариергард обдумывал свое отступление, поднялся туман такой густой, что в пяти шагах, не видно было человека. Не воспользоваться им было бы непростительно, и мы, потихоньку, едва не на ципочках, спустились с горы, переправились через Белую и присоединились к главной колонне, ожидавшей нашего прибыия.

На ночлег посчитали раненых и убитых. В этот день их оказалось много: у одних стрелков из двух рот выбыло два офицера и 44 нижних чинов.

Горцы тоже дорого поплатились, но это не помешало им на сдедующий день поменяться с нами несколькими выстрелами, за что и были наказаны жестоко.

30-го января, отряд, снявшись с позиции, следовал в Майкоп. Близ переправы через Белую, у урочища Топогуап, неприятель сделал засаду. Начальник отряда, генерал-мaйop Преображенский, отъехав довольно далеко от авангарда главной колонны, был встречен изрядным залпом. Это был последний салют. Конвой, провожавший генерала, выскакал вперед, завязал перестрелку, а между тем, адъютант, поручик Бутович, был послан с приказанием — первому же свободному батальону спуститься и отрезать горцам отступление. Пока поручик Бутович уверял командующего батальоном, что приказание высшего начальства следует исполнить беспрекословно, командир 5-го батальона кубанского полка, майор Монжос, спустил свой батальон под гору и в рукопашном бою с горцами доказал, что даже, не получая приказаний от начальника, можно иметь молодецкое дело. Горцы оставили на месте до тридцати трупов. Командующий батальоном, вследствие доклада, сделанного адъютантом, был арестован; — к сожалению, на оружии, которого он был недостоин, было написано «за храбрость».

Переправившись через Белую, отряд входил в широкое ущелье, где уже чувствовал себя как-бы дома. Отряд разбрелся в одиночку, и только под воротами Майкопа роты собрались к своим значкам. Переход был сделан большой, слишком сором верст, и потому, на беспорядок походной колонны ближайшие начальники смотрели снисходительно, позволяли солдатам идти вразброд по протоптанным тропинкам, тем более, что опасности не могло быть.

Подобных экспедиций на Кавказе было довольно. Много блеска прибавляли они к славе русского оружия, но не приводили к желаемому результату, как например, и эта прогулка на Финфт стоила не малого числа людей раненых и убитых, — а что же она принесла? Так начался 1859 год на правом крыле.

В конце года Хамкети было занято без кровопролиия. Магомет-Эмин, соблазненный участью Шамиля, согласился на мирные переговоры, для чего явился лично в ставку командующего войсками правого крыла. Горцы согласились на возведение укрепления в Хамкети, постройку станиц в низовьях Фарса, Серале и проложение просек на наших сообщениях. Весь 1860 год не было военных действий. Горцы стали соседями довольно сносными; тем не менее, изредка случались грабежи; транспорты конвоировались большим прикрытием. Да и сами отношения были слишком ненормальны. Возможна ли была полудикая республика в пределах империи, и в такое время, когда Чечня и Дагестан сдались безусловно?

Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Николаевич главнокомандующий кавказскою армиею, совершил трудное дело завоевание западного Кавказа, а ныне исполняет еще труднейшее дело - просвещения полудикого края.


II.

Причина открытия военных действий на западном Кавказе. — Польские эмиссары. — Первые военные действия верхне-абадзехского отряда с 12 декабря 1861 года по 3 июля 1862 года.

______________

Восточный Кавказ покорился. Шамиля взяли в плен. Оставался западный Кавказ, с племенами которого был заключен в 1859 году весьма сомнительного свойства мир, который не мог служить ручательством за спокойствие в будущем. Никакими убеждениями нельзя было довести их до безусловной покорности.

Польские эмиссары, рассыпавшись между горцами, превратно толковали им намерение русских, указывали на то угнетенное положение, в котором они будут находиться в подданстве России, на злоупотребления чиновников, — словом, польские авантюристы не поскупились на клеветы, зная, что запугают тем вooбpaжeниe впечатлительных полудиких племен. Укрепляя их в уверенности, что они сами собою сильны для борьбы с Poccиeй, поляки обещали горцам помощь и от ференги (французов) и от энглиз (англичан), в случае надобности, говорили, что ференги и энглиз принимают живейшее участие в судьбе воинственных обитателей Кавказа, тайно готовятся отомстить русским и не давать хода завоевательным видам Poccии. Могли ли не поддаваться таким уверениям люди, географические познания которых оканчивались границами аулов, где они жили, а политические тем, что в Стамбуле живет султан, что он великий и могущественный падишах, что этот великий падишах сжалится, наконец, над кавказскими мусульманами и накажет русских за все зло, которое они сделали черкесам.

Население взволновалось, начало втайне готовиться к войне, но наружно поддерживало приязненные отношения. Продолжались сатовки на рынках укреплений, старшины попрежнему приезжали пoбеседовать с местным начальством о том, как появился, по произволению аллаха, Адам, и как от Адама родились черкесы, которые и составляют настоящую эссенцию рода человеческого.

Но pyccкиe не дремали; не втайне, а совершенно открыто делались приготовления нанести горцам удар, который разом покончил бы все, и был бы сильнее красноречия польских авантюристов.

Одной 19-й пехотной дивизии было слишком мало, для решительных военных действий, а потому, на усиление ее были присланы из Грузии, из Дагестана и с восточного Кавказа все стрелковые роты полков гренадерской, 20-й и 21-й дивизии, стрелковые батальоны тех же дивизий, три драгунские полка и вся резервная дивизия кавказской армии.

Горцев на западном Кавказе считалось до двухсот тысяч; против этого населения собрано было войска: 20 стрелковых баталюпов, 20 батальонов резервной дивизии, 20 батальонов 19-й пехотной дивизии, 5 линейных батальонов, 5 пеших казачьих, дивизия драгунских полков, двадцать казачьих полков и сто полевых пеших, горных и конных орудий. Эта грозная армия была вверена генерал-адъютанту графу Евдокимову.

Четыре года борьбы этой отборной армии красноречиво говорят о трудах, перенесенных ею при завоевании западного Кавказа.

Рыцарский образ ведения войны, постоянно открытые встречи, сборы большими массами ускорили окончание войны. Если бы способный руководитель в состоянии был растолковать горцам их бессилие и, вооружась им, из за угла встречать наступление русских отрядов, то, вероятно, война не окончилась бы так быстро. Происки польской пропаганды, не внеся ничего лучшего, заставали их изменить прежним традициям и быстро довели до падения.

Войска были разделены на отряды; каждому из них была начертана програма действий.

В один из действующих отрядов поступил 19-й стрелковый батальон.

В январе 1861 года, батальон выступил из своей штаб-квартиры в укрепление Майкоп. Холод стоял страшный. В Белореченском укреплении батальон должен был прожить около пяти дней. Мороз доходил до тридцати градусов. Птицы замерзали на лету. Лошади, которым в такой жестокий мороз пришлось быть на коновязи, не выдерживали его: те, который были посильнее, срывались и бегая согревали себя, а те, что послабее — падали на месте и замерзали. Но батальон благополучно прибыл в Майкоп, где радушная встреча стрелков 21-го батальона заставила забыть все неприятности зимнего похода.

На Кавказе издавна существует между войсками истинно-братский обычай — встречать хлебом-солью походного товарища. Чарка водки, да сытый обед всегда готовы для солдата. Искренность, с которою это исполнялось, сближала между собою полки и батальоны. Отношения устанавливались самые дружеские и столь сильные, что передались и в обновленный состав армии.

В мае месяце, на реке Фарсе, собрался довольно большой отряд, под начальством генерал-майора Иванова, и, заняв высоту Мамрюк-гой, приступил к обыкновенному кавказскому занятию — рубке леса вниз по Фарсу и по направлению к речке Белой, через речку Финфт. Эти две просеки, пересекаясь близ отряда под прямым углом, отрезывали население, заключавшееся между ними, от сообщения с верхними абадзехами, и предавали в наши руки самые воинственные общества егерукаевцев, мохошевцев и темиргоевцев. Поселившись в дремучих лесах, они делали, под защитою этих лесов, опустошительные набеги не только на наши границы, но даже и абадзехам доставалось от них. В их аулы и под их покровительство прибегали все, жаждавшие мести, это разбойничье гнездо, считавшее себя вне горских законов, наводило ужас на своих соседей-абадзехов. В силу мирного договора 1859 года, мы безпрепятственно прорубили мохошевские леса. Высота Мамрюк-гой служила базисом военных действий, откуда, имея обеспеченное сообщение с нашими резервами, по линии между Майкопом и Лабою, мы могли свободно руководить нашими операциями, и, наоборот, стеснили горцев. Просеки, сделанные нами без выстрела и без малейшего сопротивления, были чрезвычайно счастливым началом будущего завоевания. Командующий войсками, генерал-лейтенант, Филипсон, мирным договором 1859 г., конечно, на несколько лет сократил кавказскую войну. Он умел разобщить горские племена между собою, так что, на первый раз, они жили отдельною жизнью, не имея никакой связи между собою. Это обстоятельство тоже много благоприятствовало нашему успеху. Местность давала горцам столько естественных и трудноодолимых защит, что, при дружном сопротивлении, война не могла бы окончиться так быстро. Население было вполне деморализовано; — оно, можно сказать, почти не сопротивлялось; но, не смотря на то, завоевание западного Кавказа стоило не мало жертв.

21 сентября 1861 г., Государь Император осчастливил нас своим посещением. С восторгом встретили кавказцы своего обожаемого Монарха. Толпами приезжали горцы в лагерь отряда быть свидетелями нашего счастья. А мы жалели лишь об одном, о том что жизнью нашею не могли доказать нашей безграничной любви и преданности Великому Государю. Кратковременное пребывание Его Императорского Величества в нашем лагере навсегда запечатлелось в наших сердцах.

К октябрю, были окончены просеки от Мамрюк-гой к станице Нижне-Фарской и к Белой.

Войска были разделены на два отряда: верхне-абадзехский поступил под начальство полковника Геймана; полковник же Горшков принял нижне-абадзехский, в состав которого и я имел честь быть. Довольно хорошо знакомый с жизнью этого отряда, перехожу к описанию его деятельности исключительно.

Нижне-абадзехский отряд расположился в майкопском ущелье, в двенадцати верстах от укрепления Майкопа. Назначением его было — разработка дороги вверх по ущелью, правым берегом реки Белой. Занятие чрезвычайно однообразное и тяжелое: копали дорогу, рубили лес и устроивали кордонное сообщение. Затем, зажили мирно; — строили себе бараки. У офицеров затеялась бесконечная вечерняя пулька преферанса. Сначала всех занимали наши отношения к горцам: толковали, судили, рядили, создавали различные проекты, обсуждали бывшие действия, находя, что можно было бы поступать иначе; словом, шло обычным порядком все, пока не надоело. Привычка копаться в земле вкоренилась до того, что странно казалось иной раз не отправиться на работу. И здесь, как и везде, явились специалисты своего дела; — подполковник П.........й так мастерски рубил просеки, что прославился этим и соперников не встречал. — Среди лагеря устроился базар, на котором собирался весь праздный люд — поболтать, подтрунить над горцами, которые приносили нам масло, молоко, мед, продавали седла и лошадей. Отряд, разработывая дорогу, постепенно подвигался вверх по ущелью.

Во время одной из посылок за сеном, купленным у горцев, последние изменнически напали на команду солдат 1-го сводного линейного батальона. По выстрелам, раздавшимся в той стороне, дежурный батальона поспешил на выручку; к сожалению, катастрофа случилась так далеко, что пришедший батальон застал все уже оконченным: солдаты и офицеры были жестоко порублены. Это обстоятельство разъяснило наши ненормальные отношения к горцам и развязало нам руки; — последовало распоряжение — стрелять во всякого вооруженного горца. Явились старшины с извенениями и пытались уверить, что это были наездники убыхи, с южного склона; им, конечно, не поверили и объявили, что отныне все сношения прерваны.

12-го декабря, произведено было горцами открытое нападение на колонну, рубившую лес. Оно было отбито. Колонной командовал полковник граф Гауке. Кто бы мог думать, что вскоре он явится в польской службе под именем Боссака! После этой перестрелки, лазутчики ежедневно давали знать о партиях, что впрочем, не мешало отряду делать свое дело. Все движения совершались с воинскими предосторожностями. Войска оживились. Подошли рождественские праздники. Весело и шумно провели мы святки в своей семье, и, не смотря на то, что на морозе жили в палатках, — право, не завидовали никому: удивительное свойство человека свыкаться с самым тяжелым положением! Кажется, что может быть хуже подобной жизни: снег по колено, стужа, иногда метель, и в такую погоду, когда собаке в деревянной конуре становилось холодно? Но мы не жаловались, живя в палатках.

27 января 1862 года, отряд передвинулся вверх по ущелью, по направлению к Каменному мосту, и занял позиции на речке Кожау.

Носились слухи о громадной партии абадзехов, собравшихся защищать дорогу к Каменному мосту и о том, что доступы к этой местности защищены правильными укреплениями, вооруженными нарезными орудиями.

Отряд беспрепятственно дошел до речки Кожау. Глубокая балка, по которой протекала речка, в тот же день была занята и вырублена. Во время рубки леса, с горы, примыкавшей к верхней оконечности балки, горцы открыли огонь по рабочим; горские пули начали щелкать довольно часто.

19-й стрелковый батальон послали отбросить горцев: — гору заняли. Горцы отступили в небольшой аул; партия их увеличилась; выбитые из аула, они засели в лесу и затеяли перестрелку, которая продолжалась часов шесть. Выстрелы были редкие, но меткие; нет - нет, — да и повалят кого нибудь в цепи; и набралось человек семь раненых за время, в которое батальон прикрывал рабочих. К вечеру батальон спустился в лагерь. Горцы, стараясь разнообразить нашу скучную лагерную жизнь, в эту же ночь занялись обстреливанием лагеря из орудий. На одной из скал левого берега Белой они устроили батарею из двух орудий, и каждую ночь, ровно в двенадцать часов, открывали пальбу по лагерю. — Это бомбардирование продолжалось двенадцать ночей сряду. Солдаты так привыкли в урочной пальбе из орудий, что, не шутя, скучали, когда почему либо горцы опаздывали открыть огонь по лагерю. Всякому ядру, падавшему в лагерь или перелетавшему через него, солдаты давали шутливое прозвище, и смеху бывало не мало. Поговаривали о том, чтобы взять орудия, но игра не стоила свеч; во первых, орудия были совершенно безвредны; — из нескольких десятков ядер, брошенных в лагерь; одним убило стрелка 21-го батальона, а другим контузило в бок артилерийского офицера, подпоручика Якутина; во вторых потому, что ранее, чем колонна подошла бы к орудиям, горцы успели бы отвезти их в безопасное место.

Работы отряда постепенно были доведены до второго Кожау; оттуда уже оставалось не более версты до Каменного моста. С декабря 1861 года начинается период ежедневных перестрелок до окончательного завоевания Кавказа. Перечислять подвиги отдельных личностей - дело трудное, и сложное; но нельзя не сознаться, что кавказская эпопея вышла бы не хуже Илиади; и наши рыцари, встречая смерть незакованными в железные доспехи, были достойными соперниками греческих героев. Храбрость на Кавказе принадлежала к явлениям вседневным. Желавший заставить говорить о себе, должен был быть молодцем; - с сотнею людей броситься на тысячу, с десятком отбиться от сотни, как, например, юнкер 19 - го стрелкового батальона Малиновский, во время стоянки на Кожау, с двадцатью стрелками отбился от вчетверо сильнейшего неприятеля и отступил в таком порядке и с такою уверенностью, что войска, вышедшие помочь ему, не позволили себе вмешаться в перестрелку, чтобы не уменьшить этим заслуги Малиновского, и дать ему полное право быть молодцем, каким он считался всегда в войсках нижне-абадзехского, а потом, пшехского отрядов.

8-го февраля, 1862 года, 19-й стрелковый батальон поступил в состав верхне-абадзехского отряда, под начальство полковника Геймана, для участия в экспедиции к шушукскому ущелью.

Отряд двинулся двумя колоннами: одна наступала по течению Фарса, другая — через гору Унакас. Чрезвычайно быстрое и неожиданное движение дало нам возможность без боя занять трудную позицию. Войска тотчас же приступили к рубке леса. Начали появляться горцы; завязалась перестрелка, окончившаяся горячим делом у входа в ущелье. Полковник Гейман, взяв несколько рот севастопольского полка, сделал небольшое движение вперед, с целью осмотреть местность. При обратном движении рот, горцы сильно насели. Дело было непродолжительное, но жаркое: убит был ротный командир, поручик Энгельгардт, и ранено человек около двадцати нижних чинов. К вечеру войска возвратились в лагерь, на Царскую позицию.

20-го февраля, 1862 года, оба отряда — верхне и нижне-абадзехский, соединились близ Ханского брода, на Белой, для вырубки леса на левом берегу реки, по направлению к реке Пшехе.

В двенадцать часов ночи пришли мы к окопам Ханской станицы. Леса вблизи не было, костров не разводили, а морозило порядочно; но усталость взяла свое, и мы, не раздеваясь, легли спать на снегу.

Ночью было сделано назначение воискам; — кавалерию оставили в окопах станицы, пехоту разделили на две колонны: первой, под начальством полковника Горшкова, приказано переправившись по мосту у станицы, занять высоту противуположного берега с левой стороны; второй, под начальством полковника Геймана, двигаться на высоту с правой стороны; обеим же колоннам, заняв высоту, велено тотчас же вырубить лес и, расположившись биваком, ожидать дальнейших приказаний. Движение производилось налегках, с запасом на одни сутки.

На рассвете следующего дня колонна полковника Геймана двинулась вниз по Белой, до впадения в нее ручья Мешахо. Переправа совершалась в брод, по окончании которой колонна взошла на высоту, где, заняв позицию, войска тотчас же приступили к вырубке леса.

Одновременно поднялась и колонна полковника Горшкова. Отряд, в котором состояло до двадцати батальонов, расположился развернутым фронтом, лицом к лесу, где предполагалась рубка просеки на Пшеху. Протяжение бивака равнялось четырем верстам.

Командующий войсками, генерал-адъютант граф Евдокимов, лично распоряжался войсками. Главная квартира помещалась в станице Ханской.

На следующий день войска приступили к работам. Лес заняли без выстрела. Застучали топоры, затрещали порубленные деревья, — все пошло обычным порядком, кроме одного обстоятельства, и вот какого:

Предшествовавшие дни были довольно теплые, а в день, в который была занята высота, парило, как весною. Снег лежал очень глубокий. Безчисленные ручьи таящего снега, вливаясь в Белую, так подняли ее, что мост сорвало. Разлив был настолько велик, и вода так быстра, что, на первое время, и думать было нечего о сообщении с правым берегом, где были наши запасы. Из Ханской станицы отправлены были подводы за понтонами; но пока они пришли, войска двое суток состояли на пище св. Антония. Лошади испытывали ту же участь, хотя и в меньшей мере, потому что сено заменяли молодыми побегами дубовых деревьев - средство, к которому нередко прибегали в кавказских экспедициях, а где и этого достать нельзя было, там лошади отъедали друг у друга хвосты и гривы.

А отряд все продолжал рубку леса, изредка перестреливаясь с неприятелем.

Так, в первый день рубки, при отступлении войск из леса на бивак, пеший казачий батальон, набравши дров, отступал довольно оплошно: люди разбрелись, цепь шла в беспорядке, и, к счастию, что нападение было сделано по выходе из леса. Командир батальона, храбрый полковник Момбелли, быстро восстановил порядок, прогнал горцев в лес и прекратил преследование их по случаю наступающей ночи и тяжелой раны, полученной им в этом деле.

На следующий день, горцы, воспользовавшись оплошностью батальона, прикрывавшего левый фланг позиции, бросились на него и произвели порядочное опустошение; но, в свою очередь, с бесчестием отступили от стрелков сводного линейного первого батальонa, во время подоспевшего к расстроенному батальону.

В две недели, что отряд был за Ханским бродом, солдатам пришлось порядочно поработать и топором, и винтовкой.

Переправу восстановили, снег стаял, земля обсохла, уже приближался срок, назначенный для выселения мохошевцев, егерукаевцев, беглых кабардинцев и бесленеевцев.

Войскам приказано было отступить от Белой и, разделившись на небольшие колонны, занять мохошевские леса и присутствием своим, а если понадобится, то и силою оружия — принудить горцев к исполнению условий.

На каждой версте встречались транспорты переселенцев, не без злобы смотревших на нас, как на причину их переселения; — тяжело расставаться с местом, где родился, к которому привык. И жаль было переселенцев, а все-таки их подгоняли.

Войска, в продолжение трех недель, искрестили леса по всем направлениям, сожгли аулы, оставленные запасы, — что обошлось не без перестрелок; затем, убедившись, что никого не осталось в лесу, войска разошлись на отдых, т. е. приступили к постройке станиц во вновь завоеванных участках. Вся богатейшая долина Белой начала покрываться строющимися станицами. Войска помогали своим трудом переселенцам, — к сожалению, народу, неумевшему, по своей недеятельности, воспользоваться местным богатством. И теперь, когда не на кого жаловаться: ни на горцев, ни на лихорадки — между переселенцами, по прежнему, полное отсутствие труда; — лень нагнуться, чтобы поднять богатство, валяющееся под ногами. Тавричане, с громадными стадами овец, наводняют кубанскую область и, вероятно, на Кавказе будет то же, что было в Крыму.

Жаль! вековые усилия, которыми приобретен богатейший в Poccии край, эксплуатируются крымскими пастухами.

В апреле 1862 года, войска собрались в верховьях Фарса, откуда предполагалась экспедиция в даховское общество.

26-го числа, отряд перевалился через гору Унакас и расположился при входе в шушукское ущелье. По правой высоте ущелья прорубили просеку, где кабардинский и ширванский стрелковые батальоны имели горячее дело; а затем, отряд, по вьючной тропе, спустился в даховскую долину.

Из долины приступили к рубке леса и разработке дороги назад, по шушукскому ущелью. В неделю ущелье вырубили, дорогу проложили; после чего, отряд двинулся вниз по речке Дах и остановился при впадении ее в Белую. С новой позиции работы производились вниз по майкопскому ущелью до Каменного моста.

Любопытно было смотреть на этот мост, о котором говорили много чудесного. Вот, что оказалось: берега Белой, постепенно съуживаясь на протяжении сорока трех верст, превращаются, наконец, в каменую трещину, шириною аршина в три, длиною - сажень в пятнадцать.

До этой трещины река течет в своих естественных, довольно широких берегах; но, врываясь в теснину, Белая превращается в адскую смесь водяных брызгов, перемешанных с камнями; - будто в котле, кипит она в этой пропасти, и горе упавшему в пучину!...А такиe несчастные бывали. Здесь, по приговору суда, заседавшаго в мэгкимэ (управлении) совершалась казнь: осужденного, со связанными руками, сталкивали в пропасть .

Магомет-Эмин, чтобы облегчить себе управление краем, разделил все население на участки. В каждом участке устроено было мэгкимэ (управление), состоявшее из пяти выборных от общества старшин, под председательством эфенди (духовной особы) по назначению Магомет-Эмина. Решению этого суда подлежали одинаково и светские, и духовные дела. Главное управление над каждым мэгкимэ принадлежало Магомет-Эмину. Он имел верховное право изменять приговоры суда по своему усмотрению, да и председатели судов, эфенди, действовали по инициативе Магомет-Эмина. При неимении аристократического элемента между горцами кубанской области, при всеобщем равенстве и отсутствии сословных отношений, при выборном начале первых инстанций управления, — Магомет-Эмин был владыка неограниченный.

Каждый участок обязательно выставлял сто всадников (муртазаков), которые, составляя охранную стражу Матомет-Эмина, вместе с тем, в случае военных действий, были кадрами, около которых формировались партии. Эти же всадники, взятые из народа, сдерживали порывы самовластия своего владыки. Содержались они на свой счет, и только личное влияние могло их подчинить безусловно воле Магомет-Эмина.

Одно из таких мэгкимэ было устроено и на Каменном мосту. Разнилось оно от прочих только тем, что, по условиям чисто местным, здесь разрешались исключительно уголовные преступления. Каменный мост для абадзехов был тем же, чем тарпейская скала для римлян. Неприступность его заключалась в том, что он стоял перед входом в чрезвычайно узкое, высокое и лесистое ущелье; но, с занятием даховской долины, позади ущелья, Каменный мост, в военном отношении, уже не имел смысла, а потому остался, как довольно редкое явление в природе. Да еще связывалось с ним несколько преданий и легенд того времени, когда абадзехи были самостоятельным племенем.

Царь их (У абадзехов царей никогда не было), судивший непогрешительно и правых, и виноватых, был один, а судимых и судей, не обладавших мудростью царя, было много, — и потому, нередко терпели невинные. У абадзехов, невинно осужденный, совершавший прогулку в страшную трещину, говорят, выбрасывался водою цел и невредим на какой нибудь из живописных берегов Белой. Так говорят, — и составитель романически-чудесных приключений, странствуя по Кавказу, мог бы приобрести много интересных рассказов....

Перестрелки в даховской долине были ежедневные. На левом берегу Белой находилась в сборе партия горцев, тысяч до трех, которая наблюдала за движениями войск, высылаемых на работы, в колонны, на фуражировки, и не пропускала случая поменяться с нами выстрелами. Так, однажды, вместо обыкновенно высылаемой цельной роты или батальона, для прикрытия рабочих в ущелье, послали на пункт, довольно опасный по своему положению, сборную команду из полувзводов различных батальонов. Горцы, вероятно, заметив недостаточную связь в высланном прикрытии, бросились на него, сбили с позиции и едва не кувырком заставили команду прогуляться под гору. Дежурный батальон прибежал на выручку, фланговым движением заставил горцев отступить; но тем не менее, они отступили победителями. Этот успех дал им повод сделать вторичное нападение через несколько дней, — но на этот раз менее удачное.

На одну из фуражировок назначена была колонна из 19-го стрелкового батальона и 1-го сводного линейного, под начальством подполковника Экельна. Единственное, непосещенное нами место была гора Гук. На половине высоты этой горы лепился аул, к которому направилась колонна; к сожалению, там, кроме гнилых крыш, ничего не было найдено; поэтому, вьюки, под прикрытием 1-го сводного линейного батальона, были отправлены обратно в лагерь, а 19-й стрелковый — остался на занятой позиции, чтобы прикрыть отступление вьюков.

Горцы, находившиеся на левом берегу Белой, заметив, что на Гуке остался только один батальон, спустились в долину и, сотня за сотней, поскакали к переправе. Не останавливаясь, бросались они в Белую, переплывали ее, и затем — скрывались в лесу, одевавшем покатость горы. Дела можно было ожидать с минуты на минуту. Вьюки уже дошли до лагеря. Стоять долее — значило бы умышленно иметь перестрелку, а потому, командир батальона, подполковник Экельн, приказал отступать. Уже батальон отошел довольно далеко, не будучи преследуем горцами; в долине батальон был встречен начальником отряда, полковником Гейманом. Он видел партию, переправившуюся к горе, и чтобы подкрепить батальон в том случае, если бы горцы бросились на него, он приказал кабардинскому батальону идти к Гуку. Батальоны встретились на полпути. Предполагая, что с высоты можно осмотреть местность, полковник Гейман направился на гору. Впереди, с полувзводом четвертой роты 19 стрелкого батальона, шел юнкер Малиновский. Когда он подошел к аулу, на горе, то услышал невдали гул множества голосов. Местность от аула вниз представлю поляну шагов в двести, замыкавшуюся лесом. Не останавливаясь ни на секунду и соблюдая строжайшую тишину, Малиновский приблизился и окраине поляны и, не замечанный горцами, подойдя к ним почти на десять шагов, сделал залп и с криком - ура! бросился в штыки. До того было неожидано нападение, что абадзехи, не заметив горсти людей, бросившихся на них, потеряли голову, кое-как успели подобрать своих раненых и убитых, повернули кругом и ускакали в лес, не сделав ни одного выстрела. По залпу, произведенному Малиновским, 19-й стрелковый батальон и кабардинцы бегом бросились вперед; горцы уже успели отступить далеко. Обозрев местность, начальник отряда приказал батальонам возвращаться в лагерь. Так велик был панический страх, от молодецкого ура Малиновского, что горцы не преследовали возвращавшиеся войска, хотя в некоторых местах это было бы удобно.

Теснимые наступательным движением отрядов, горцы все более и более углублялись в горы. Там было еще довольно широких ущелий, хозяева которых могли поделиться пристанищем с переселенцами, без явного ущерба для себя. Возврат был невозможен: все пройденное нашими отрядами пространство было заселено станицами, занято сильными гарнизонами. Сообщение между станицами было обеспечено кордонами. Малейшая тревога в какой нибудь из станиц поднимала всю линию на ноги, вызывала в ружье войска, образовавшие на стоверстном пространстве почти непрерывную цепь. Трудно было прорваться через нее незамеченным, — и найти горских наездников; с целью тревожить население, еще робкое, обходились им не даром.

Часть горцев, наполнявших, мохошевские леса, перешла в курджипское ущелье, из которого они часто угрожали своими нападениями майкопскому укреплению. Чтобы отодвинуть горцев от Майкопа, генерал-майор Тихоцкий предпринял экспедицию в центр названного ущелья.

В последних числах мая начал стягиваться отряд в Абадзехской станице. 26-го числа, отряд выступил. Не без труда переправившись через быструю воду Белой, войска поднялись на гору, разделяющую ущелья майкопское и курджипское, и остановились там на ночлег. 27-го числа, генерал Тихоцкий, взяв пять батальонов пехоты, налегках двинулся с ними в ущелье. По дороге было сожжено несколько аулов; затем, дойдя до реки Хокодзе, колонна предприняла обратный путь. Две роты сводного линейного № 2-го батальона, составлявшие прикрытие левого фланга колонны, наткнулись в лесу на засаду горцев. Дело завязалось горячее. Ближайшие батальоны, по участившимся выстрелам, бросились на помощь; но горцы уже успели сделать свое дело; — нанеся весьма значительный урон обеим ротам, они удалились. В apиeprapде главной колонны завязалась тоже небольшая перестрелка, которая окончилась весьма скоро, ибо войска уже были близко от своего вагенбурга. 28-го, отряд двинулся в Майкоп, и 29-го — прибыл на место.

Этим движением, весьма поверхностным, население горцев было только возбуждено; надобно было нанести им такой удар, который хотя бы на время ошеломил их. В первых числах июня, отряд, освежившись, тем же путем направился в курджипское ущелье, и, при впадении речки Хокодзе в Курджипс, остановился биваком. День наступления разнообразился то живыми кавалерийскими схватками, то неумолкаемым огнем в цепи; — все предвещало горячее дело, честь которого выпала на долю 19-го стрелкового батальона, и 3-е июня — одно из лучших воспоминаний для стрелков: это был день их полного торжества.

3-го числа, часа в четыре пополудни, была назначена рекогносцировка вниз по ущелью, от бивака. Горцев в окрестностях заметно было очень много. Оставив два батальона пехоты в прикрытие бивака, генерал Тихоцкий, с остальными войсками, двинулся по ущелью. День был невыносимо жаркий, парило как в котле; а потому, солдатам позволили быть в одних рубахах. Колонна, устроившись в боевой порядок, начала наступление.

Впереди было дефиле, замкнутое небольшим аулом, с левой стороны которого, под обрывом, протекал Курджипс; с правой - примыкала к нему гора. Против аула, где засели горцы, поставлен был взвод горных орудий, а на высоту, вправо, вместе с кавалерией, послан 19-й стрелковый батальон с приказанием - заняв гору, держаться на ней во все время наступления войск вниз по Курджипсу и при обратном их следовании к биваку. Мигом взбежали стрелки на гору. Горцы, имеея их у себя на фланге, и поражаемые с фронта картечью из горных орудий, отошли влево, к Курджипсу, и переправились на противуположный берег. От дефиле, войска двинулись вниз по ущелью и, пройдя верст пять, вернулись.

Горцы собрались в значительных силах, но, вследствие открытой местности, преследовали главную колонну довольно вяло, расчитывая, вероятно, обрушиться на тех, которые будут последними отступать от дефиле. А так как это должны были быть стрелки, то они и приготовились.

Отряд, выйдя из дефиле, остановился в полуверсте от него, ожидая прибытия 19-го стрелкового батальона.

Устроив из рот перекаты, командир батальона, подполковник Экельн, приказал крайней роте начать отступление. Две роты уже перекатились одна через другую, весь батальон сгрупировался на узеньком пространстве дефиле. На горе, оставленной стрелками, собралось тысяч до двух горцев. Разрядивши винтовки свои по стрелкам, бывшим внизу, горцы, охватив батальон с флангов, бросились в атаку; — грудь с грудью встретились стрелки с разъяренными противниками. Три раза гора переходила из рук в руки. С обеих сторон немало легло людей, но ни одна из них не уступала. Стрелки рвались всюду за своим отважным начальником, который, на белом коне, был там, где грозила наибольшая опасность и личным примером воодушевлял солдат. Атаки утомляли людей; от неприятельского огня, на самом близком расстоянии, ряды стрелков редели, надо было pешить дело рукопашным боем. Строжайше запретив ротам отвечать на выстрелы неприятеля, подполковник Экельн начал отступление, приказав солдатам допустить горцев в шашки и тогда, повернувшись кругом, — сделать залп и броситься в штыки.

Всякий, сколько нибудь знакомый с военным ремеслом, должен знать, как трудно вообще из отступления переходить в наступление — особенно такое; которое решился сделать командир 19-го стрелкового батальона.

Горцы, постепенно усиливая огонь по отступавшим стрелкам и все более и более групируясь, выхватили, наконец, шашки и с победным криком ринулись на стрелков. Повернувшись только в то время, когда горцы почти касались их своими шашками, стрелки сделали залп — и кинулись в штыки. Все валилось под неотразимыми ударами... Гора была покрыта трупами переколотых врагов... Не выдержав этой блистательной и редкой атаки, горцы повернули кругом и обратились в полнейшее бегство, бросая по пути и оружие, и лошадей, и раненых... До того ожесточились солдаты, что с трудом можно было их остановить, и только тогда, когда не было вблизи уже ни единого неприятеля, стрелки, утомленные атаками и страшным рукопашным боем, едва переводя дух от усталости, побросались на землю, кому где случилось, гордые своею победою. Дав вздохнуть солдатам, подполковник Экельн устроил батальон и отступил к главной колонне, свидетельнице молодецкого дела, во всех его малейших подробностях.

Встреча батальону была поистине триумфальная: начальник отряда, генерал Тихоцкий, сняв фуражку, подскакал к батальону и громким ура! приветствовал его геройский подвиг. Искреннее, братское участие встретил батальон в войсках; — поздравлениям не было конца. Стрелки потеряли около пятидесяти человек раненых и убитых нижних чинов и одного офицера, прапорщика Овчинникова, тяжело раненого в руку.

Когда мы пришли к биваку, нам сообщили, что, почти одновременно с выстрелами, раздавшимися в колонне рекогносцирующей, горцы, в довольно значительные силах, сделали нападение на бивак, но были отражены и здесь с большим уроном. На следующий день отряд направился в Майкоп, куда мы вступили торжественно. Паланкины, в которых несли раненых, убитые, перекинутые на вьючных лошадях и прикрытые плащами; почерневшие от порохового дыма лица героев - являли такой величавый марш, которым можно бы полюбоваться на любом плацу.

Последнее движение в курджипское ущелье увенчалось желаемыми последствиями: горцы далеко отодвинулись от Майкопа. Поражение, нанесенное им, на некоторое время сдержало их воинственные порывы; а мы, между тем, успели приготовиться к серьезной экспедиции в низовья реки Пшехи, в долине которой жило население, доселе еще нетронутое. Оно считало невозможным появление здесь русских и предсказывало нам беду. Призваны были к оружию все, способные владеть им. Муллы проповедывали по аулам непримиримую ненависть к русским. Готовился отпор ожесточенный, произносились клятвы — умереть всем до единого, и по трупам пропустить русских к родным аулам. Но, сила солому ломит, — и одной безумной отваги было мало, чтоб остановить движение наших отрядов. Только Черное море, на берегах которого, розыгралась кавказская трагедия, могло положить грань неудержимому стремлению войск, рассеявших далеко, далеко одно из воинственнейших племен земного шара.


III.

Пшехcкий огряд. Занятие Пшехи. Pаботы по устройству линии. Приезд Великого Князя Наместника. Занятие хадыженской высоты. Окончательное поражение горцев. Происки польской пропаганды.

__________

8-го июня, 1862 года, собрался отряд весьма значительный в [435] Ханской станице, на Белой, где, переправившись, войска занялись разработкою дороги, очищением просеки, сделанной весною, и устройством постов по направлению к Пшехе. 15-го июня работы были окончены, батальоны стянулись в общий лагерь на посту Куаго. Отсюда, после небольшой рекогносцировки, было произведено наступление всем отрядом для занятия низовьев Пшехи.

16-го июня, отряд, под начальством генерал-майора Тихоцкого, начал наступление. От поста Куаго начиналась долина, верст семь в длину и версты четыре в ширину. С правой и с левой стороны она окаймлялась лесом, который, постепенно суживаясь, оканчивался довольно узким дефиле. По всем опушкам леса видны были довольно значительные партии горцев. Отряд, втянувшись в долину, приближался к дефиле. Опушки леса были ограждены засеками, за которыми засели горцы. Начальник авангарда, полковник граф Доливо-Добровольский-Евдокимов, выдвинув вперед взвод батарейных орудий, приказал обстрелять лес; ширванский стрелковый батальон был назначен атаковать лес. После нескольких орудийных выстрелов, ширванцы, в ротных колоннах, под градом неприятельских пуль, бросились в лес. Недолго сопротивлялись горцы: уступая стремительному натиску ширванского батальона, они, после непродолжительной, но жаркой перестрелки, отступили. Батальоны авангарда, вступив в лес вслед за ширванцами, тотчас же занялись проложением просеки, которая через час была прорублена более чем на ружейный выстрел. Главная колонна могла пройти через это дефиле безопасно.

Авангард, окончив свое дело, продолжал двигаться далее и на берегу pеки Пшехи остановился. Левый берег был возвышенный — с него горцы могли бы безнаказанно вредить нам: - рано или поздно нам следовало занимать его. Высота берега не была защищаема, — там не было видно ни одного горца. Момент слишком удобный, чтобы не воспользоваться им, а потому, подполковник Экельн переправил в брод через Пшеху 19-й стрелковый батальон и занял противуположный берег без выстрелов. Возвращусь назад, чтобы описать дело в главной колонне. Пока авангард рубил лес, главная колонна стала приближаться к дефиле. Правая цепь колонны, двигаясь вдоль леca, не заняла опушки его, расчитывая, вероятно, на то, что главные силы горцев сосредоточились против авангарда - погрешность против основных правил военного искусства, которою горцы не замедлили воспользоваться. Видя полную беспечность нашего правого фланга, абадзехи в числе до трех тысяч человек, бросились на него, сбили с позиции и вогнав в обоз. Артилерия, шедшая по флангам цепи, остановилась, снялась с передков и картечными выстрелами удержала толпы горцев. Цепь в это время оправилась и вошла в свои места. Осыпаемые градом картечи и батальным огнем цепи, горцы, однако, не уступали ни вершка из занятого ими пространства. Совершенно открытые, буквально растреливаемые огнем орудий главной колонны, проходившей мимо их менее, чем на ружейный выстрел, они только тогда отступили в лес, когда пропустили мимо себя весь отряд. Такое упорство можно обяснить следующим образом:

Нападение было произведено на середину цепи. Брод через Пшеху был далеко в стороне. Ежели бы горцы, уступая огню орудий, повернулись кругом, то весьма вероятно, что войска наши перешли бы в наступление. Лес, из которого горцы бросились на цепь, только казался густым, а на самом дел был так редок, что в нем было место и для кавалерийской атаки; — при отряде находилось много кавалерии, что горцы видели. Лес был не широк и оканчивался на берегу Пшехи, через которую брода в этом месте не было. При атаке с нашей стороны, горцы, охваченные с флангов, теснимые с фронта, имея на отступление глубокую реку, без сомнения, потерпели бы страшное поражение. И нам это не обошлось бы дешево; но последствия такого дела, если бы оно состоялось, нет сомнения, выкупили бы нашу потерю. Можно себе представить ужас в горах, при известии об истреблении трех тысячной napтии. Такой удобный случай и с такими шансами на успех редко представлялся нам на Кавказе. К сожалению, мы не сумели воспользоваться им по причине наших движений постоянно ощупью и нерешительно, не смотря на рекогносцировки, которые нам ровно ничего не открывали. Горцы, по отсутствии атак с нашей стороны, не взирая на массу войск, вероятно, заключили, что местность нам незнакома, и чтобы своим отступлением не открыть ее — решились пожертвовать сотнями людей для сбережения тысяч. Вся честь наступления принадлежит артилерии: она и молодечеством своим, и находчивостью, и меткими выстрелами доказала, что может быть вполне самостоятельна, ибо в этот день бывали моменты, когда орудия оставались совершенно открытыми. Очень жаль, что об этом роде оружия весьма мало писали, хотя кавказские артилеристы имеют много блистательных доказательств своего геройства и не имеют ни единого пятнышка на своей, всегда славной и уважаемой репутации, между кавказскими войсками. Сколько бывало примеров на Кавказе, что артилеристы, брошенные оробевшим прикрытием, банниками и пальниками отбивали атаки горцев и досстаивали свою позицию до конца, честно умирая у своих орудий, — хотя могли бы на своих лошадях опередить бросившую их пехоту. Порывшись хорошенько в истории кавказской пехоты, не трудно отыскать моменты, щекотливые для нее. Напротив, жизнь артилеристов, с начала и до конца кавказской воины, не только безупречна, но насчитает много дней полного самопожертвования и рыцарской отваги.

Выше было сказано, что 19-й стрелковый батальон, отделившись от авангарда, занял противуположный берег. Левый берег, против пункта переправы, имеет вид исходящего угла. Переправившись через реку, подполковник Экельн направил роту на левую оконечность угла, первую роту направо, а вторую и четвертую, при двух горных орудиях, оставил в центре. Протяжение линии, занятой батальоном, равнялось шагам тысячи. Едва роты прибыли на назначенные им места, как сейчас же приступили к устройству засек, для чего употребили лес, одевавший окраины берега. В короткое время построены были три засеки, две угольные и одна центральная, из которых две первые могли вместить в себе по взводу, а последняя - роту и два орудия.

Местность впереди батальона была - поляна версты в две шириною; далее начинался лес. Отряд расположился на правом берегу Пшехи, через которую, по причине глубокого брода, сообщиние с батальоном было довольно затруднительно.

Во время постройки засек, в виду батальона начали собираться горцы; завязалась небольшая перестрелка в цепи со всадниками, которые отделились от партии, увеличившейся тысяч до пяти. Всадники гарцовали около цепи, с намерением высмотреть расположение батальона и занятия его; но это им не удалось так же, как не удалась нам рекогносцировка 15-го числа.

К четырем часам пополудни засеки были готовы. Оставив в каждой из них соответствующее прикрыие и дав наставление каждому из командовавших засеками, командир батальона, подполковник Экельн, остальным четырем взводам приказал спуститься вниз и разбивать лагерь.

В помощь стрелкам, для устройства засек, был прислан батальон Ставропольского полка. По окончании работ, батальон собрался и, по сигналу кругом, стал отходить к переправе. Этот сигнал ввел горцев в заблуждение. Уверенные, что позиция брошена и батальоны отступают на переправу, масса кавалерии, в пять тысяч всадников, бросилась в атаку - в надежде смять, уничтожить наши батальоны. Подскакав к окраине берега и встретив, вместо открытых батальонов, довольно сильные засеки, горцы направили атаку на них. Стрелки, привыкшие грудью встречать неприятеля, шутя смотрели с своих засек на нападение противника. Подпустив его не более, как на десять шагов, они преспокойно начали расстреливать горцев. Восторженное настроение стрелков было так велико, что некоторые из них выбегали из засек в догонку за отступавшими неприятелями. Атака была отражена; — горцы повернулись кругом и в карьере понеслись от настигавших их пуль и картечи.

Весь этот день сложился для наших врагов весьма неудачно: они всюду потерпели сильное поражение. Потеря отряда за целый день не превышала тридцати человек; у горцев было убитых и раненых, как говорили, до трехсот. Тела убитых и раненых горцев валялись вблизи позиции отряда; собирать их надобно было бы под пулями наших цепей, а потому, горцы, на следующий день поутру, прислали депутацпо с просьбою — убирать тела своих товарищей. Это продолжалось целые сутки; трупы убитых, пролежавшие два дня под кавказским солнцем, уже разложились и распространяли такое зловоние кругом лагеря, что не было возможности дышать.

Лагерь всего отряда понемногу переносился на левый берег Пшехи; но толпа горцев не уменьшалась, постоянно угрожая нам. Позиция была обнесена высокой засекой, избавлявшей нас от лишнего расхода в людях, чтобы содержать сильную цепь. Фуражировка производилась вблизи лагеря. Можно было ежедневно ожидать нападения.

И вот, в одну действительно прекрасную ночь, горцы напомнили нам о своем существовании довольно оригинальным и торжественным образом.

С полуночи, обстреляв своими орудиями — по обыкновению, неудачно наш лагерь, они, с громким пением, стали приближаться к отряду; хор из пяти тысяч человек был необыкновенно эфектен. Однообразное, заунывное пениe произвело потрясающее впечатление на отряд. Вмиг облетело весь лагерь слово - тревога; батальоны стали в ружье, ожидая, с минуты на минуту, кровавого ночного дела; — всем было известно, что горцы поют свои гимны в минуты особенно торжественные, и потому, понятно напряженное состояние войск, в ожидании чего-то рокового. Звуки то приближались, то отдалялись. Трудно было определить, что происходить у горцев и что они предпринимают. Долго мы стояли под ружьем, выслушивая оригинальный концерт; пение окончилось, но солдаты еще не расходились, обясняя, всякий по своему причину пения. Утром следующего дня, лазутчики дали знать, с верховья реки Ходьза приехал к горцам посланный, с известием о взятии Псеменской станицы, где русские потерпели сильное поражение, а потому, в молитве, которую пели горцы, выразилась благодарность за счастливое событие. Судьба побаловала горцев удачею, которая, впрочем, не подвинула их дела ни на шаг вперед. В том же 1862 году, они штурмовали укрепление Хамкети, сожгли крепостной форштат, — но и только; отбитые от крепостных стен, они с большим уроном убрались по домам. Надо, однако, отдать справедливость необыкновенному мужеству горцев: с кинжалом в руках, бросались они на наши, иногда довольно сильные, укрепления, и не всегда без успеха. Так, в 1843 году, они с боя взяли у нас до двадцати укреплений в Дагестане. Помнят горцев хорошо и защитники береговой черноморской линии: крепость Гастагай, хотя и отбила штурм, но каких ей это стоило усилий!

29-го июня, 1862 года, назначена была рекогносцировка; — далеe двух верст в окрестности лагеря местность нам была незнакома. Фураж вблизи весь выкосили; явилась потребность в рекогносцировке. Войска, назначенные для этой цели, двинулись вверх по Пшехе. В голове колонны шел 19-й стрелковый батальон. За две версты от лагеря, нас начали встречать горцы. Впереди была балка; войска стали прибавлять шагу, чтобы овладеть ею.

Колонна наступала так быстро, что горцы едва успели отойти к балке, сесть на оставленных там лошадей в поскакать к переправе, через Пшеху. Одна из рот 19-го стрелкового батальона, следовавшая берегом Пшехи, подоспела в тот момент, когда горцы начали бросаться в реку, и открыла по ним огонь. Расстояние было такое маленькое, что каждый выстрел имел свою жертву: вода окрасилась кровью раненых всадников и лошадей. К счастию горцев, переправа была не широка, и они скоро выбрались на противуположный берег.

Колонна отошла от лагеря версты четыре, потеряла более тридцати человек раненых нижних чинов и одного офицера — и возвратилась в лагерь.

Вскоре после рекогносцировки отряд приступил к заготовлению сена. Настали жары невыносимые; — в войсках открылась лихорадка; лазареты переполнились больными. В строю оставалось так мало людей, что с трудом отправлялись ежедневные наряды. Горцы занялись своими полевыми работами, и потому не тревожили нас. Однообразно, скучно потянулось время. С нетерпением ожидали осени и открытия военных действий. Мы уже до того привыкли к жизни подвижной и тревожной, что эта стоянка на одном месте наводила уныние. Переболевшие солдаты едва двигались. Солнце палило огнем; спасения не было нигде; мириады мух ели наших лошадей и нас самих: мы изнемогали. Несколько раз горцы пробовали зажигать сено на рядах, но такое занятие им скоро надоело; и они также замерли, как и мы. Лень была не только заниматься чем нибудь, но даже думать; — турок, дремлющий всю жизнь, предаваясь бессмысленному кейфу — явление самое законное под южным небом.

В сентябре покос был окончен, сено перевезли в Пшехскую станицу; войска стянулись; в пшехский отряд приехал генерал-адютант граф Евдокимов, чтобы сделать личный обзор трудов, совершенных войсками, и осмотреть местность от Пшехской станицы до впадения реки Белой в Кубань. Отряд двинулся к низовьям Пшехи, до урочища Гобукая, откуда командующий войсками, под прикрытием кавалерии, поехал далее на Кубань, а отряд, пошел обратно к станице Пшехской; 19-й стрелковый батальон находился в правой цепи. Движение сопровождалось перестрелкою, окончившеюся делом у балки Кошго-Дичу. То место балки, где завязалось дело, имело несколько ветвей, направлявшихся к реке Пшишу. Цепь, двигаясь по опушке леса, должна была проходить по окраине одного из разветвлений балки, а так как отряд остановился — то и занять там позицию, которая была, - к несчастию, весьма неудобна: противуположная сторона балки была выше; кроме того, там находился шахан (коническая высота), из-за которого горцы стреляли в стрелков, как бы в мишень. Лес был до того густ и овраг так глубок, что спускаться в него выбивать горцев было неудобно и стоило бы большой потери. Овраг, выше расположения стрелков, выдавался углом, из которого шла дорога; на ней были поставлены два батарейные орудия для обстреливания дна оврага. Два горных орудия обстреливали шахан: шесть часов сряду громили невидимого неприятеля в этом овраге. Шестьдесят шесть человек выбыло раненых и убитых в отряде, и только к ночи горцы, вероятно, израсходовавши все свои боевые запасы, убрались по домам. На следующий день колонна, под начальством подполковника Экельна, вырубила лес в овраге, и затем, отряд от Кошго-Дичу перешел в Пшехскую станицу.

21-го сентября, генерал Преображенский предпринял движение вверх по Пшехе. Первый переход от станицы был весьма незначительный; люди, изнуренные летними лихорадками, были очень слабы. Не взирая на небольшой переход, колонна растянулась на значительное расстояние. В лазаретах оставалось еще много людей, так что роты выступили в составе не более 50-60 человек. 22-го сентября, авангард, не ожидая главной колонны, двинулся вперед.Движение его сопровождалось небольшими перестрелками. Почти на каждом шагу приходилось ломать горские плетни и переправляться через балки. По пути был лес, перемежавшийся небольшими полянами, выйдя из которого, авангард остановился над спуском в долину реки Пшехи, с тем, чтобы ожидать главную колонну. Местность, на которой войска остановились, была следующая: справа к дороге примыкала довольно большая поляна, края которой были опушены лесом; паралельно поляне тянулся овраг, на противуположной стороне которого находился аул.

Две роты 19-го стрелкового батальона были посланы сжечь этот аул. Стрелки, сняв с себя мешки (заменявшие на походе ранец) перешли через овраг, зажгли аул и начали отступать, сопровождаемые несколькими выстрелами. Первая рота, переправившись через овраг, подошла к мешкам и стала надевать их, как вдруг из леса, с правой стороны, раздался ружейный залп, и из опушки бросилось на роту до трехсот горцев; состав роты не превышал 55-ти человек рядовых с унтер-офицерами. Не давая горцам близко подойти, подпоручик Охачинский, с криком ура! повел роту в атаку, вогнал горцев в лес и, не имея возможности, по малочисленности роты, преследовать далее, остановился на опушке, в ожидании резерва. Здесь, как и всегда, выразилось молодечество стрелков: в упор, лицом к лицу, стрелялась рота с горцами; несколько раз бросались они в шашки, но, встречаемые метким огнем и непоколебимым мужеством, отходили назад. Ряды в роте становились все реже и реже; — воодушевляемые подпоручиком Охачинским и присутствием подполковника Экельна, солдаты не унывали. Всякий порыв горцев — броситься, встречался грозным ура! — при чем рота, подаваясь немного вперед, заставляла их отступать. Из строя выбыло около сорока человек раненых и убитых; в роте оставалось с небольшим тридцать человек. Один момент сомнения или замешательства — и рота могла бы быть истреблена paнеe прихода резерва. Но, слабея численностью, не слабли солдаты духом. К ним как раз подходило известное изречение французов: «lа garde meuri, mais ne se rend pas.». Много надо потрудиться над истреблением солдат, в жизни которых никогда не было позора и для которых правило — «смерть лучше безчестья», стало правилом жизни. — «Братцы, не дадимся татарам! умирать, так умирать всем вместе; по крайности, страму не наберемся». Но не для срама родятся такие люди: они родятся для чести и славы своего имени. Сколько величая в этих солдатских незамысловатых словах! Чего с такими людьми нельзя сделать? Им по плечу исполинские подвиги, — и неудивительно, что они завоевали Кавказ.

Приказав подпоручику Охачинскому упорно держаться, подполковник Экельн с нетерпением ожидал прибытия какой нибудь из рот своего батальона, чтобы перейти в наступление. Наконец, резерв явился, и подполковник Экельн приказал ударить в штыки. С бешенством бросились солдаты на толпу абадзехов. Лес скрывал все, но это было истинное побоище. Жестоко отомстили стрелки за своих товарищей. Некогда было считать горцев, падавших под ударами штыков; но не мало легло их. Версты полторы остатки первой роты и взвод четвертой преследовали противников, и, наконец, измученные, уже не видя перед собою неприятеля, остановились.

Выйдя из леса, стрелки присоединились к отряду, который расположился близ поляны на ночлег. Дело это прошло, однако, как-бы незамеченным, хотя и стоило хорошей реляции. Обяснить, почему дело не заслужило большей известности, можно разве только им, что на Кавказе действующие отряды составлялись большею частию, по выбору начальников отрядов, из отборных батальонов да и в этом случае была классификация: начальник, знакомый с боевыми свойствами частей своего отряда, отдавал в выборе боя предпочтение одному батальону перед другим, и, взваливая всю тяжесть экспедиции на плечи лучшего из них, не имел возможности отличать его перед другими.

Конец 1862 года и первые месяцы 1863 проведены были войсками пшехского отряда в занятиях по устроению кордонной линии по Пшехе, по сооружению станиц и уничтожении соседних аулов. Иногда перестреливались с горцами; производили набеги, чтобы занять скучавшие войска.

В феврале прибыл на Кавказ Его Императорское Высочество Великий Князь Наместник Михаил Николаевич. Пшехский отряд имел честь встретить своего главнокомандующего на реке Псекупсе.

26-го февраля, 1863 года, отряд выступил из Пшехской станицы в Бжедуховскую, откуда, переправившись через реку Пшиш, двинулся на запад, к Псекупсу. В несколько переходов войска были на назначенном месте.

К вечеру, 28-го февраля, Великий Князь прибыл к Псекупсу с отрядом полковника Левашева, где и остался ночевать. Неумолкаемые песни и музыка, доносившияся до нас с противуположного берега, свидетельствовали о радости войск, имевших счаcтиe представиться царственному главнокомандующему. В день прибытия Его Высочества, войска Левашева имели довольно горячее дело, за которое отличившиеся были награждены поцарски. Мы горели нетерпением видеть Великого Князя.

1-го марта, в девять часов утра, Его Высочество, переправившись в брод через Псекупс, прибыл к нам.

Восторженное ура войск, счастливых видеть царского брата, служило ответом на милостивое приветствие.

Построившись в походную колонну, войска двинулись обратно. На походе завязалось небольшое кавалерийское дело, в котором, к сожалению, был убит начальник милиции, полковник Гусаров. В жару перестрелки он так увлекся, что не заметил засады, на которую наехал, и что всадники отстали от него. По залпу, сделанному горцами, убитый Гусаров упал с лошади и, прежде чем к нему ycпели подскакать милиционеры, был раздет горцами донага. Многое заставляет предполагать, что милиционеры умышленно отстали от своего начальника. На лошадей сослаться нельзя, потому что они были слишком хороши, а лошадь полковника Гусарова не славилась скакуном; трусость тоже не могла иметь места, потому что с этим чувством милиционеры, хотя и из горцев мирных, незнакомы. Просто на просто, это было предательство. Неизвестно, какие причины побудили милиционеров поступить так; но измена была слишком очевидна, чтобы сомневаться в ней. Говорят, будто полковник Гусаров был очень строг и требователен с подчиненными — что не нравилось горцам, избалованным в прежние времена; а кавказские перестрелки были удобны для того, чтобы избавляться от нелюбимых начальников. Правда, подобные случаи бывали весьма редко, однако, бывали — без юридических доказательств преступления, достаточных для преследования их.

На ночлег отряд остановился у реки Мартэ, откуда, с рассветом, 2-го марта, выступил в Бжедуховскую станицу. Великий Князь находился при авангарде, с кавалерией. Почти весь переход был сделан без выстрела. Оставалось не более трех верст до станицы, когда кавалерия остановилась; драгуны выслали наездников. Впереди показались горцы. Стали раздаваться выстрелы. Трем батальонам: самурскому, гренадерскому и 19-му стрелковому приказано — поспешить бегом к переправе, у которой, паралельно дамбе, горцы сделали в большом числе засаду.

Командующий войсками, генерал-адютант граф Евдокимов, лично в этот день распоряжавшийся, направил батальоны во фланг горцам, которые, заметив опасность своего положения, стали подниматься на высоту вправо. Но здесь их ожидал 19-й стрелковый батальон. Дав горцам время выбраться на открытое место, стрелки, без выстрела, бросились на них в штыки, и так как первая рота была ближайшая, то на ее долю выпала завидная честь довольно горячего дела.

Ошеломленные горцы повернули кругом. Положение их было весьма тяжелое: сзади, по пятам, гонятся солдаты и отсталых подгоняют штыками, а впереди загородил дорогу завал аршин четырех высоты, который они торопились занять ранее стрелков. Большая часть партии успела перелезть через плетень; оставшиеся были переколоты штыками.

В этом деле отличился в особенности стрелок Яков Алексеев. Во время атаки завала, один из офицеров, не расчитав быстроты, с какою могли двигаться солдаты, отъехал довольно далеко. Несколько человек горцев, заметив, что солдаты отстали, сделали по офицеру залп, которым была тяжело ранена его лошадь, и затем, бросились в шашки. Уже горцы были близко, и, конечно, офицер не уцелел бы, еслиб не подоспел во время Алексеев; — одного свалил он пулею, другого штыком, а третий догадался дать тягу. Когда прибежала запыхавшаяся от усталости рота, все уже было кончено. Офицеру, так неосторожно увлекшемуся, пришлось выслушать справедливые замечания стрелков, которые берегли своих начальников.

С занятием завала началась довольно живая перестрелка: горцы опомнились, заняли выгодные позиции и отчасти вознаградили себя за понесенные потери,

В продолжение всего дела Великий Князь следил за действиями войск до той минуты, как стали прекращаться выстрелы, — и не одна пуля просвистала мимо Его Высочества;

На другой день все отличившиеся были щедро награждены чинами и орденами; затем, отряд двинулся в станицу Пшехскую, откуда Великий.Князь, простившись с войсками, отправился в Майкоп.

До 27-го апреля войска занимались окапыванием станицы Апшеронской. По окончании работ отряд выступил вверх по Пшехе чтобы открыть сообщение с станицей Самурской. С привала данного отряду в долине Хиач, был произведен набег на аулы, по ущелью Дыньшеходз. Кавалерия поскакала по самому ущелью, а 19-й стрелковый батальон двинулся на высоту. Здесь подполковник Экельн направил две роты по дороге, вправо, в чрезвычайно густой лес, предполагая, что жители аулов удалились в чащу леса. Второй полубатальон он повел лично по высоте через аулы, двигаясь с возможною быстротою, чтобы поспеть вовремя к кавалерии, поскакавшей вдоль ущелья и уже успевшей завязать с противниками довольно живую перестрелку.

Роты пришли вовремя. Кавалерия, ворвавшаяся в довольно большой и не пустой аул, затруднялась отступить в виду горцев. Сменив кавалерию, подполковник Экельн, принимая на себя удар зa ударом, начал отступление и по пути истреблял уцелевшие аулы. Натиски горцев с каждой минутой становились горячее, а при спуске в долину они стали кидаться, как бешеные. Горцев было немного, но ожесточение, с которым они бросались на стрелков, было изумительное; — в буквальном смысле, они лезли на штыки, на которых и погибали. В этом деле стрелки выдержали много жарких минут, до той поры, пока экстаз горцев не остыл под губительными ударами штыков. Спуск в долину совершился спокойно; стрелки присоединились к отряду, вынеся из дела тринадцать человек раненых.

С привала отряд двинулся вверх по Пшехе. Долина Хиач замыкалась возвышенностью, чрезвычайно лесистою, на которой находился аул Магомет-Эмина. Едва приблизился к этой высоте шедший в авангарде 19-й стрелковый батальон, как раздался навстречу ему довольно сильный залп, почти в упор. Не давая горцам вторично зарядить винтовки, подполковник Экельн бросился на высоту и, овладев ею, оттеснил горцев вправо от дороги.

Отсюда начиналась местность весьма пересеченная: приходилось почти на каждой версте спускаться в овраги, по дну которых протекали болотистые ручьи. Овраги, довольно отлогие в низовьях, выше обрывались почти отвесно. Лес, по которому двигалась правая цепь, был так густ, что не представлялось возможности ни соображаться с движением главной колонны и обоза, ни сохранить надлежащую связь. Цепь разорвалась: большая часть ее примкнула к авангарду; обоз остался без прикрытия. К счастию, стрелковая рота кубанского полка, бывшая в хвосте правой цепи, осталась на своем месте, и, приняв на себя горцев, отвлекла их от обоза и молодецким делом поддержала славное имя кубанского полка.

Горцы, заметив разъединенное положение этой роты, занялись ею, как верною добычею. По выстрелам, доходившим до нас, слышно было, что там идет горячее дело. Из авангарда две роты ширванцев бегом бросились на выручку, но пришли поздно: кубанцы постояли сами за себя, хотя и понесли чувствительную потерю; — почти половина роты легла на месте. К остальным людям присоединился, в самый разгар дела, полувзвод гренадерского стрелкового батальона, начальник которого, подпоручик граф Менгден, поплатился жизнью за свой великодоблестный поступок. Помощь, оказанная графом Менгденом, спасла роту; но вся тяжесть дела была, главным образом, выдержана кубанскими стрелками. Занятые этим делом, горцы не обратили внимания на обоз, который с правой стороны, то есть, именно с той, где находился неприятель, был открыт. К счастию, фурштаты были уверены, что цепь защищает их, иначе трудно представить себе, какая вышла бы суматоха. Две роты ширванских стрелков, заняв пустое место в правой цепи, прикрыли на все остальное время обоз, и, таким образом, не дали неприятелю поживиться солдатским салом и крупою, а фурштатов лишили случая иметь с горцами генеральное сражение. Тем не менее, некоторые из фурштатов были ранены — конечно, случайно залетевшими пулями, что подало повод нашим конюхам сочинять рассказы о кровопролитных сражениях, происходивших у повозок.

Ночевать расположились на речке Фэебчу. В этот день мы потеряли: убитыми одного офицера и четырнадцать человек нижних чинов; ранеными - двух офицеров и 64 нижних чинов.

28-ro числа, отряд возвратился в станицу Апшеронскую, почти без выстрела пройдя местность, на которой накануне были горячие перестрелки, - чему способствовал, вероятно, дождь, не перестававший лить в продолжение целого дня. Под дождем кремниевые ружья горцев оказывались негодными, а в шашки не всегда же можно бросаться.

Вся долина Пшехи, почти до верховьев реки, была занята нашими поселениями. Оставалось утвердиться на Пшише, куда в мае 1863 года отряд двинулся под начальством генерал-майора Зотова.

Войска расположились на речке Тхухе и приступили к устройству сообщения с Апшеронской станицей; потом, работы начались вперед к Пшишу. Сборы горцев были большие: партия, парадировавшая в наших глазах, заключала в себе не менее пяти тысяч человек. Старшины ежедневно являлись в отряд, стараясь то просьбами, то угрозами не допускать нас прорубать лес к Пшишу. Начальник отряда не тронулся ни просьбами, ни угрозами.

20-го мая, одиннадцать рот, под начальством подполковника Экельна, назначены были на рубку леса впереди лагеря, на речке Яш. Трудно было сомневаться в предстоявшей горячей перестрелке, в виду такой огромной партии. Колонна выступила из лагеря в три часа утра. В авангардной цепи была рота апшеронцев, в левой — две роты 19 стрелкового батальона. Пройдя лес, в глубину версты две, подполковник Экельн остановился; приказав приступить к работе. Все внимание было сосредоточено на левой цепи, где можно было ожидать дела. Прошел томительный час ожидания, в продолжение которого раздавались одиночные выстрелы, весьма редкие, но без промаха: после каждого такого выстрела требовались в цепь носилки, то под убитого, то под раненого. Выстрелы стали учащаться, сосредоточиваясь к правому флангу цепи; наконец, горцы, избрав этот фланг пунктом нападения, произвели оглушительный залп, винтовок из тысячи, и бросились в шашки. Крайние звенья легли, буквально, расстрелянные; полувзвод, бывший в резерве, не сделав ни одного выстрела, взяв на руку, бросился в штыки и, перешагнув тела убитых и раненых товарищей, остановился, по несоразмерности сил, ожидать резерва. Он выдерживал адский огонь; но когда услышал сзади себя ура! спешившей к нему на помощь второй роты того же батальона — тотчас же открыл стрельбу. Вслед за пришедшей ротой, горные артилеристы на руках привезли орудия. Дело загорелось самое ожесточенное, и только превосходство нашего строя и оружия заставило горцев уступить.

Мужество одного полувзвода спасло в этом деле всю остальную колонну. Стоило этому полувзводу повернуть кругом — что могло случиться с горстью людей, на которых внезапно бросилось более тысячи человек неприятеля — и бегущие люди ворвались бы в ряды шедшей на помощь роты, вероятно, увлекли бы и ее за собою, и катастрофа была бы неизбежна. Все эти предположения я делаю с тою целью, чтобы рельефнее выставить стрелков 19-го батальона, где всякий человек, даже отдельно взятый, олицетворял собою единичную силу, грозную и ничем непоколебимую. Раненые солдаты затыкали свои раны ватой, вырванной из папах, и не оставляли строя до тех пор, пока изнеможение не заставляло их уходить на перевязочный пункт. Не раз случалось видеть, как эти молодцы ползком, обессиленные потерею крови, пробирались к врачам, избегая помощи товарищей, присутствие которых в строю они считали важнее и необходимее, чем подание пocoбия им. Не даром же 19-й батальон почти наполовину состава был обвешан георгиевскими крестами, и едва ли когда этот знак отличая украшал более достойную грудь.

Описанное дело было последним ударом, нанесенным горцам; можно сказать, что собственно им и занятием Хадыжей окончилась кавказская война. Последующее сопротивление, не смотря на то, что движением на Пшиш мы как бы врезались в сердце населения, было вяло, ничтожно. Горцы, очевидно, упали духом; воззвания беглых поляков не помогали. Переодетые беглецы пробирались даже к нам в лагерь; один из них, отставной офицер Яблоновский, бывал не раз в ставке начальника отряда, смешиваясь с горскими старшинами, приезжавшими для переговоров.. Поляки снимали планы, знали даже состав частей отряда, подстрекали горцев; но ничто не действовало. Горцы убедились, что до султана далеко, a pyccкиe могущественны, да и очень близко. Отряд, постоянно прорубая леса, разработывая дорогу и имея ежедневно перестрелки, вышел на Пшиш и остановился на урочище Хадыжи. Расчитывая утвердиться прочно, генерал Зотов, приказал рыть укрепление на занятой позиции, которое в течениe двух дней и было возведено. Оставив в нем два батальона, с остальными войсками начальник отряда спустился вниз по Пшишу, к анапской переправе. До чего население упало духом — можно судить по этому движение: пробиваясь сорок верст почти через толпу горцев (так густо было население) по местности и лесистой, и пересеченной, отряд, в продолжение целого дня, потерял с небольшим сорок человек раненых нижних чинов. Годом, ранее, решиться на такое движение было бы тоже, что броситься одному человеку на сотню.

С занятием хадыжинских высот, быстро стал приближаться конец кавказской войны.

На Пшише собралось все население Белой и Пшехи. Далее отступать горцам, было некуда. С запада черноморские отряды, с севера и востока — пшехский и даховский, сближаясь все более и более, составляли железное кольцо, которое теснило, давило горцев. Страшная болезненность от голода и тесноты помещения, постоянно бивачная жизнь с женами, детьми и стариками, — эта грозная и неумолимая действительность заставила горцев призадуматься над своим положением и решиться на что нибудь: или гибнуть всем до единого, или покориться безусловно. — Они выбрали последнее, с надеждою на великодушие победителя.

Все лето прошло в переговорах; они окончились желаниями одних остаться в Poccии и поселиться на местах, которые им будут указаны; желанием других — переселиться в Турцию. Последние, составляя сильнейшую часть населения, пылали ненавистью к нам до последней минуты, нисколько не стараясь скрывать своего чувства, выражая его проклятиями и щедро осыпая ими нас — невольную причину их переселения. Горцы, оставшиеся у нас, при действительно заботливом попечении окружных начальников, забыли прошедшее горе и сожалеют, что ранее не предались великодушно Poccии. Вероятно, о том же думают горцы, попавшие в руки султанских пашей.

Срок для приготовления к переселению дан был горцам по 20-е февраля 1864 года.

_________________

Лето 1863 года войска провели в занятиях по устройству кордона по пшишской линии, по проложении дорог и постройке станиц. С горцами открылись мирные сношения; в лагерях учредились рынки, на которых горцы сбывали нам по весьма дешевым ценам все, что могло стеснять их в дальней дороге, а переселяющиеся в Турцию — все свое хозяйство. Цены дошли до невероятно низких цифр. Например, быка можно было купить за 1 — 2 рубля, барана 20 — 25 копеек.

За работу взялись горячо, но скоро однообразие занятий прискучило. Журналы, и в особенности газеты, были единственным развлечением: мы их поглощали едва не в буквальном смысле. Газетные новости нас, как и всю Россию, также очень интересовали. Одновременно с окончанием кавказской войны, вспыхнуло восстание в Польше. Серьезного значения этой неравной борьбе никто не придавал, но она нас живо занимала, тем более, что польская пропаганда явилась и на Кавказе — конечно, не между войсками, где всякая ляхетская прокламация произвела бы смех — а между разгромленными горцами. Мы узнали, что с горцами, уезжавшими в лагерь, являлись иногда поляки. От скуки, солдаты на рынках отыскивали и поляков; но поиски их, разумеется, бывали безуспешны. Ловить поляков можно было только зная черкесский язык, солдатам неведомый.

Кавказскую войну мы считали оконченною; но все, происходившее на наших глазах, было еще не так осязательно, чтобы каждый мог сказать это с уверенностью. Только ступив на берег Черного моря и оглянувшись назад, мы могли бы сказать, что зa нами осталась России, а не Кавказ. Все желания наши сосредоточивались на Понте Эвксинском: у горцев мы распрашивали, далеко ли до него, какова там местность. Нас утешали близостью этого обетованного моря, и в доказательство привозили в бутылках морскую воду.

Отряд все ближе и ближе подвигался к укреплению Хадыжи, которое было базисом для предстоявшего движения в горы, а там — и на море. Осенью пшехский и даховский отряды соединились в Хадыжах, откуда двинулись к гойтхскому ущелью. Приехал командующий войсками, генерал-адъютант граф Евдокимов. Ущелье занято было без сопротивления. Близ водораздела отряды остановились и приступили к работам.

Шанцевый инструмент заменил винтовку: саперы и офицеры путей сообщения занялись проведением дорог. Войска заготовляли запасы провианта, сухарей, сена, овса; устроивали магазины для предстоящей экспедиции на южный склон кавказских гор.

Небо нахмурилось; пошли дожди; земля превратилась в кисель. По вновь разработанной дороге ни проехать, ни пройти не было возможности. Лошади вязли в грязи по уши. В батальонах, пало более половины лошадей; солдаты, по необходимости, заменяли вьючных животных. Сообщение с Хадыжами сделалось крайне затруднительным: пространство в сорок верст проходили почти неделю.

Лагерь утопал в грязи. Казалось, сама природа вооружалась против нас. Холод, голод, безcонные ночи, тяжкие работы, постоянные движения в горы на поиски, и все это — не дни и недели, а месяцы. Но мы не унывали, лагерь был оживлен по обыкновении; больных солдат было очень мало; — испытание тяжкое, но последнее....

В перспективе являлось море, вечно голубое небо и честь окончить войну. Но не всем удалось увидеть плоды понесенных трудов. Вечно напряженное состояние поддерживало нас; но едва окончилась война, и батальоны разошлись по домам, изнурительный поход сказался в губительном тифе, от которого человек сгнивал почти заживо. Юноши возмужали в течение нескольких месяцев, старики ранее приблизились к могиле, остальные преждевременно состарелись.

В конце ноября пшехский отряд, под начальством свиты Его Императорского Величества генерал-майора Граббе двинулся на поиски к верховьям речки Саже. По дороге было забрано семейств сорок горцев в плен. От вершины Саже отряд перевалился на Пшеху, и верстах в двадцати от Гойтх, выше его, расположился на ночлег. На следующий день, в два часа пополудни, мы снялись с позиции и двинулись к Гойтху. В ариергарде находился, в числе прочих, и 19-й стрелковый батальон. Сверху валилась какая-то каша: холодно, мокро, ветер пронизывал насквозь. Пленные, следовавшие при отряде, едва прикрытые лохмотьями, падали от изнурения; матери сбрасывали с рук окоченевших младенцев. Сердце сжималось от боли, глядя на несчастных; но помочь не было возможности. Дорога шла дном ущелья, где часто надобно было переправляться в брод через Пшиш; вода прибавляла ежеминутно. Уже стемнело, когда мы подошли к тому месту, где дорога обрывалась у переправы через Пшиш. Попробовали брод, но лошадь с места пошла вплавь. Двигаться далее было невозможно. Солдаты ощупью наши несколько плетней, сломали их, наложили в костры; дело остановилось за огнем; спички отсырели, трут замок, - а холод все усиливался. Кой у кого нашлись сухие носовые платки, вторые натерли порохом, и хотя с трудом, однако, успели зажечь костры. До чего люди промерзли, можно судить потому, что многие только на следующий день заметили, что они около костров обожгли себе лица и руки до пузырей. Подобного рода экспедиции хотя и не часто, но бывали на Кавказе. Приятно после такого похода расположиться в сухом, теплом помещение — но каково, вместо комнаты, придти в палатку, где надо ложиться в холодную грязь и обогревать ее собственною теплотою!...

В январе выпал снег. Ущелье занесло так, что сообщение совсем прекратилось, пока не проложили тропу, по которой можно было пробираться в одного человека. Теперь, когда война окончена, вспоминая прошедшее, удивляешься выносливости человека.

В конце февраля, пшехский отряд двинулся к речке Мартэ, чтобы наблюдать за выселением горцев, а если понадобится, так и силою выгонять их.

Постепенно подвигаясь то вправо, то влево, то вверх, и истребляя по пути брошенные аулы, отряд достиг верховьев Псекупса, откуда перевалился через кавказский хребет на южный склон его и остановился при впадении речки Чилипсе в реку Туапсе. Отсюда оставалось только тридцать верст до Черного моря.

Поразительное зрелище продставлялось глазам нашим по пути: разбросанные трупы детей, женщин, стариков, расстерзанные, полуобъеденные собаками; изможденные голодом и болезнями переселенцы, едва поднимавшие ноги от слабости, падавшие от изнеможения и еще заживо делавшиеся добычею голодных собак...

Живым и здоровым некогда было думать об умирающих; им и самим перспектива была не утешительнее; — турецкие шкипери, из жадности, наваливали, как груз, черкесов, нанимавших их кочермы до берегов Малой Aзии, и, как груз, выбрасывали лишних за борт, при малейшем признаке болезни. Волны выбрасывали трупы этих несчастных на берега Анатолии... Едва ли половина отправившихся в Турцию прибыла к месту. Такое бедствиe и в таких размерах редко постигало человечество; но только ужасом и можно было подействовать на воинственних дикарей и выгнать их из неприступных горных трущоб.

28-го мая 1864 года окончилась кавказская война. Кубанская область была не только завоевана, но и очищена. От прежнего, довольно большого населения, осталась горсть людей, которых поселили на Кубани.

Конец 1864 года и весь 1865 год отряды прошли вновь по всем завоеванным участкам, выгнали оставшихся случайно там горцев-бродяг, разгромили на южном склоне, в Хакучах, последний разбойничий притон и, наконец, сняв доспехи бранные, приступили к занятиям мирным.

Теперь в горах кубанской области можно встретить медведя, волка, но не горца.

Так окончилась долгая, упорная и кровавая борьба на Кавказе. Тяжелое было время, но в такого рода трудах приятно было испытать свои силы.... И не бессмысленно проходила жизнь: много было прелести в лихих боевых схватках, и сухой, короткий звук горского выстрела хватал за душу cильнеe, чем звуки голоса итальянского тенора.

Чувствуешь невольное уважение к неприятелю, который, при своей относительной малочисленности, мог столько десятков лет бороться с исполином и умереть без единного звука жалобы.

И. Дроздов.

Последняя борьба с горцами на западном Кавказе // Кавказский сборник, Том 2. 1877