Гуманность права в Черкесии

Одна из малоизученных тем в истории права Черкесии — отсутствие смертной казни и телесных наказаний. Этот аспект, характерный для черкесского права, с полным основанием можно определить как гуманность.

В истории мирового права мы весьма затруднимся подыскать примеры столь необычной гуманности. Очень символично и даже закономерно, что и в хеттском праве отсутствовала смертная казнь (1).

В этом отношении черкесы выглядят как народ, к которому уже много веков тому назад пришло осознание того, к чему европейская цивилизация подошла только в XX столетии.

Черкесское общество эволюционировало до такого уровня развития права, когда фактически, на условиях общественного договора, была изжита кровная месть. При этом не последовала кровавая анархия.

За первую половину XIX в. мы вполне в состоянии дать некую статистику убийств в Кабарде. Имеющиеся данные показывают почти полное отсутствие этого тяжкого вида преступления. Механизмы общественного сдерживания и порицания здесь применялись те же, что и в Западной Черкесии.

У Дж. Лонгворта подчеркивается как гуманная сущность Адыгэ Хабзэ, так и эффективность воздействия на психологию индивида "цены крови". За весь год его пребывания в Натухае произошло всего одно убийство, да и то совершил выживший из ума человек. "Цена крови" по приговору присяжного суда легла на родственников убийцы, т. к. судьи пришли к выводу, согласно которому безумец должен был постоянно находиться под их присмотром.

Черкесы Кабарды на всем протяжении XIX в. хранили верность своим юридическим обычаям и представлениям, и активно противились внедрению имперского законодательства.

Даже в XX в. в первые годы советской власти, как показывает статистика, кабардинцы, где только можно, следовали собственному праву, и меньше, чем все другие народы Северного Кавказа, обращались в государственные суды.

В правомерности нашей высокой оценки социального облика Черкесии убеждают наблюдения европейских путешественников. Нет необходимости в цитировании огромного числа позитивных и, очень часто, восхищенных отзывов, но есть один аспект этой темы, на который, как нам кажется, еще не обращали внимание. Это безопасность жизни.

"Ни в какой другой стране мира, — пишет Джон Лонгворт, проводя анализ социального устройства Черкесии, — поведение народа не является более умеренным и достойным, и ни один иностранец не может, после того, как он влился в какое-нибудь из их племен — а эту привилегию он может получить, став гостем одного из их членов, который будет отвечать за него перед другими, — путешествовать с большей безопасностью. За все время моего пребывания там я слышал только об одном убийстве" (2). Лонгворт находился у черкесов один год.

При описании и анализе различных аспектов социальной организации черкесов, Дж. Лонгворт подчеркивал как их принципиальное отличие от устройства обычных горских кланов в других странах, так и их превосходство над таковыми. При этом автор подчеркивает единство принципов в Европе и Черкесии.

"Обстоятельство, которое более всех других изумляет иностранца на Кавказе, — это безопасность жизни и имущества; если у него есть намерение поискать приключений, то он будет разочарован тем, что здесь на него никто не нападет, не окружит и не устроит засаду. Вывод, к которому пришли все эти писатели (Лонгворт имеет в виду Палласа, Клапрота и Мариньи) и к которому пришел бы любой другой, находясь в подобных неблагоприятных условиях (пребывание вышеназванных авторов в Черкесии не превышало месяца или двух, и из них в западных районах побывал только Мариньи), был бы такой, что, поскольку в этой стране есть князья и дворяне, то мир и порядок здесь поддерживаются благодаря именно их управлению. Этот вывод, однако, ничем не обоснован. Я уже показывал, что в трех областях (Натухай, Шапсугия и Абадзехия), воюющих сейчас против России, авторитет пши, или князей, не имеет в делах добра или зла никакого значения, а там, где он все-таки преобладает, он скорее, как в средние века, когда не было контроля со стороны короны или епископа, является элементом беспокойства, чем безопасности. Их авторитет, основанный, как у феодальной аристократии у нас, на предприимчивости, в этой гористой местности, не удобной для тирании в любом виде, может быть поддержан только этой предприимчивостью, а при бездействии он очень быстро превращается в прах" (3).

Далее Дж. Лонгворт детально описывает структуру соприсяжных братств, систему самоуправления в рамках территориальных объединений и суда.

Одним из наиболее важных достижений стал повсеместный отказ от кровной мести — "месть устраняется мыслью о том, что она лишает все общество права требовать возмещения, взыскание которого более эффективно соответствует его целям, обрушивая на голову виновника раздражение всего его племени. Принцип здесь тот же, что и в законодательстве цивилизованных государств, которое делает каждого человека ответственным за свои преступления перед обществом вообще" (4).

Важен тот факт, что мотивация наказания у черкесов была основана "скорее на имущественных интересах, чем на эмоциях". Англичанину было весьма любопытно наблюдать, "как тщательно члены враждующих обществ избегают встреч между собой; предосторожности и увертки, к которым они прибегают с этой целью и которые могут в частной ссоре считаться трусливыми, становятся политичными и рекомендуемыми, когда речь идет об интересах общества" (5).

Подобные правила социального поведения были целиком направлены на поддержание стабильности, жизненно необходимой для стремительно капитализирующегося региона причерноморских областей Черкесии.

Другая важная причина — стремление к максимальной мобилизации в условиях войны. О сочетании этих факторов говорит сам Дж. Лонгворт: "Таковы общества Черкесии, созданные, несомненно, не только для военных или политических, но и общественных и справедливых целей. В этом плане они совершенно отличаются от кланов и племен других горных областей, которые, живя вместе под руководством одного вождя, являются лишь инструментом осуществления его амбиций, тогда как члены различных черкесских обществ живут отдельно друг от друга и не признают никаких вождей. Когда они собираются вместе, чтобы выступить в поход, то знамена, под которыми выступают разные отряды, не являются знаменами их племен, но знаменами отдельных районов или рек, где живут воины. Дворяне, вместо того, чтобы возглавить их, как представляют себе некоторые писатели, собирают свои компании так же, как и люди свободного сословия" (6). При этом объединение уорков могло входить в альянс с союзом тфокотлей.

Социальный облик Натухая и Шапсуги производил весьма благоприятное впечатление на англичан. У Джеймса Белла читаем: "Общественное мнение и установленные обычаи — вот, что, кажется, является высшим законом в этой стране; в общем, я могу только поражаться тем порядком, который может проистекать из такого положения дел. Немногие страны, с их установленными законами и всем сложным механизмом правосудия, могут похвалиться той нравственностью, согласием, спокойствием, воспитанностью — всем тем, что отличает этот народ в его повседневных взаимных отношениях. Крайности роскоши и нищеты, изысканности и презренного существования в одинаковой степени здесь неизвестны" (7).

И у того же автора: "По всему тому, что я видел, я смотрю на черкесов в массе как на самый вежливый от природы народ, о котором я когда-либо знал или о котором я когда-нибудь читал" (8).

Тип личности черкеса, выросшего в такой обстановке, Дж. Лонгворт считает наивысшим достижением черкесской культуры: "не может быть сомнений в том, что эти смешавшиеся связи общества ведут весь народ к моральному и интеллектуальному развитию, значительно превосходящему то, которое достигнуто современной цивилизацией. Ценность различных объектов следует определять именно с помощью контрастов и сравнения, и здесь каждый мужчина имеет право выступать в роли арбитра – его чувства возбуждены, его справедливость развита упражнением. Знание как результат обучения здесь, конечно, совсем незначительное или отсутствует вовсе, но "мудрость", как говорит Бэкон, "существуя вне их и над ними, завоевываемая наблюдательностью", имеется у них в изобилии. Короче говоря, эта способность в них высоко развита, что неизбежно поднимает черкеса, помещенного на любую почву, к высшему уровню могущества и достоинства, которого можно только достичь там" (9).

Эти слова представляют собой подлинный гимн черкесской культуре, черкесскому образу жизни. Суть шапсугской модернизации в конце XVIII–начале XIX в. состояла в сохранении лучших черт рыцарской эпохи – благородства, гуманности и дисциплины – при добавлении нового качества – социального равенства или, вернее сказать, равноправия.

Успех шапсугской модернизации сделал запад Черкесии наиболее привлекательным регионом, что вызвало приток в него больших масс крестьянства из феодальных районов. Натухайцам, шапсугам и абадзехам было, что терять – здесь, в их социальном статусе, кроется понимание их чрезвычайно длительного сопротивления войскам Российской империи.

Примечания:

1. Подробнее см.: Герни О. Р. Хетты. М., 1987. С. 87.
2. ЛонгвортДж. Год среди черкесов. С. 208.
3.Там же. С. 197-198.
4. Там же. С. 201.
5. Там же. С. 202.
6. Там же. С. 203.
7. Белл Дж. Дневник пребывания в Черкесии. С. 479.
8. Цит. по: Бгажноков Б. X. Адыгский этикет. Нальчик, 1978 С. 22.
9. Лонгворт Дж. Год среди черкесов. С. 207-208.